Бунтари не попадают в рай

Говоря по правде, когда я окончательно осознала, что место в сердце Глеба занято и у меня нет ни единого шанса на его взаимность, то как-то разом перехотела жить. Даже достала упаковку маминых снотворных и долго крутила блистер в руках, прокручивая в голове незатейливый сценарий самоубийства.

Представляла, как напишу трогательную предсмертную записку, посвященную Глебу, а потом наглотаюсь таблеток и отчалю в мир иной. С мрачным упоением воображала, как он будет рвать на себе волосы, горюя по мне, и получала от этого странное садистское удовольствие. Мне отчаянно хотелось, чтобы Глеб испытал хотя бы толику душевных терзаний, которые выпали на мою долю.

Но в какой-то момент до меня вдруг дошло, что я банально романизирую такое отвратительное явление, как суицид. Да еще и мечтаю о том, как бы навесить чувство вины на человека, который всегда относился ко мне с добротой и помогал не только словом, но и делом.

Да, Глеб отверг мою любовь, но при этом дал мне невообразимо много. Он спас меня от буллинга, восстановил мою репутацию в коллективе и самое главное – подарил веру в то, что я не такая уж жалкая и ущербная.

Он словно показал мне ту грань самой себя, которую я раньше не замечала. Ведь рядом с Глебом я была уже не той забитой девчонкой, которая старается молчать и лишний раз не высовываться. С ним я была открытой. Порой остроумной. Временами веселой. Стеснялась, конечно, но при этом делилась самыми потаенными мыслями, которые прежде не решалась озвучить никому. И Глеб не смеялся надо мной, не называл глупой или чокнутой. Он просто слушал. Просто понимал. Без слов доказывал мне то, что можно быть обычной и при этом интересной.

Возможно или даже скорее всего, наши с Глебом дорожки разойдутся. Это произойдет рано или поздно. Но у меня навсегда останутся воспоминания о счастливом времени рядом с ним и бесконечно важное осознание того, что я чего-то да стою.

Тогда, осознав это, я убрала мамино снотворное не место и твердо решила, что больше никогда не допущу в свою голову мысли о самоубийстве. Хватит уже быть жертвой, пора брать жизнь в свои руки. Именно этому всегда учил меня Глеб. Причем на собственном примере.

Внезапно в мозгу зарождается идея позвонить Бестужеву: узнать, все ли у него в порядке и почему в последнее время он так редко появляется на парах. Не потому, что я до сих пор на что-то надеюсь, нет… Просто хочу проявить дружеское участие. Он-то всегда мне звонит, когда я пропускаю учебу.

Рывком поднимаюсь со стула и торопливо устремляюсь в коридор. До начала занятия осталось всего несколько минут, поэтому времени у меня в обрез. Миную проход меж рядами и, ускорившись в дверях, буквально налетаю на Егора Янковского, который только заходит в аудиторию.

Мы замечает друг друга в самый последний момент, поэтому наше столкновение получается довольно мощным. Моя голова таранит его лицо, а я сама, запутавшись в собственных ногах, чуть не растягиваюсь на полу.

Отшатнувшись назад, Янковский выдыхает пару непечатных слов, а затем закрывает рукой нос, который, судя по всему, и стал аэродромом для моего чугунного лба.

– Прости! – пищу я, поймав равновесие. – Больно?

Приближаюсь к Егору и заглядываю ему в лицо, пытаясь понять, не нанесла ли я ему серьезных травм. Максимум, что грозит мне, – это шишка. А ему я вполне могла и зуб выбить.

– Нет, нормально, – отзывается парень, но его гнусавый голос говорит об обратном.

– Дай посмотрю, – приподнимаюсь на носочки и, аккуратно обхватив его ладонь, отвожу ее от лица.

Ну вот… Как я и боялась, из носа Янковского течет кровь. Фонтаном, конечно, не хлещет, но и не останавливается.

– Умоляю, извини, – выдаю суетливо. – Пойдем скорее в медпункт. Я тебя доведу!

Хватаю его за локоть и решительно утягиваю за собой.

– Да все в порядке, Ась, мне ведь не впервой… Это просто ушиб. Правда, ничего серьезного, – отнекивается он.

– Ничего не знаю! – отрезаю безапелляционно. – У тебя кровь!

Впервые в жизни я чувствую себя ответственной если не за жизнь, то, по крайней мере, за здоровье другого человека. И я не могу его подвести!

Янковский поначалу идет за мной как бы нехотя, то и дело повторяя, что ему совсем не больно. Но потом, видимо, понимает, что спорить со мной бессмысленно, и перестает сопротивляться.

Я распахиваю дверь медпункта и непривычно звонким голосом говорю:

– Здравствуйте! Нам нужна помощь! У мальчика тут кровь.

Медсестра подходит к Егору и принимается его осматривать. А вскоре озвучивает утешительный вердикт:

– Перелома нет. Кровь сейчас остановим.

Она вставляет в ноздрю Янковского скрученный бинт, пропитанный сосудосуживающими каплями, и отпускает нас на пару, звонок на которую, кстати говоря, уже прозвенел.

– А твоя-то голова как? Не болит? – интересуется парень, когда мы выходим в коридор.

И вдруг неожиданно шагает ко мне. Смахивает со лба челку и наклоняется так близко, что я могу разглядеть сложный узор из золотистых крапинок на радужке его глаз.