Очередной удар заставил на миг зажмуриться и вздрогнуть, как будто хлыстом полоснули меня, а в следующее мгновение… Я широко распахнула глаза. Я должна что-то сделать… должна! Мысль билась внутри вместе с ударами сердца, выжимая воздух из легких по капле, как вдруг… Огонь, сжигающий изнутри, хлынул сквозь меня ослепительным светом.
Воины шарахнулись в стороны, время будто застыло, а моя сила полыхнула так, что превратила угрюмое пасмурное утро в солнечный день.
Толпа дружно ахнула, волной прокатился по двору гул взволнованных голосов. Кто-то из дам завизжал, но моя сила не причиняла вреда… никому и ничему, кроме холода. Там, где она соприкасалась со снегом и льдом, оставались талые островки, мгновенно испарявшиеся, как по волшебству. Двор очистился от снега, как если бы в Эрнхейм пришла весна. В серых давящих стенах неожиданно стало невыносимо жарко, а сквозь черную землю уже пробивались ростки первой молодой травы и цветов.
Везде, кроме балкона, на котором восседали Снежные. Он был окружен щитом, запечатавшим их словно во льдах, и сразу становилось понятно, кто этот щит держал, – Хьяртан. Наши силы, соприкасаясь, искрили, шипели и плавили пространство вокруг. Палач вцепился в хлыст, как в свое единственное спасение, когда кто-то из придворных отчаянно завопил:
– Покушение! Это покушение на его величество!
Что?
Мне в спину уперлась сталь оружия, в шею – острие копья: сориентировались до этой минуты охранявшие меня воины. Миг, и сила Хьяртана ворвалась в мою, разрушая, сковывая льдом, рассекая солнечное сияние метелью. Ударила в грудь с такой яростью, что источник погас, а я еле удержалась на ногах. Погас и свет, и трава мгновенно замерзла, покрываясь кристаллами льда, которые только что были росой.
Щит, удерживаемый Снежным, тоже погас, в нем не было больше необходимости, и раскатами грома прозвучал над площадью голос короля:
– Проводите нэри Селланд в ее покои.
– В покои? – выдохнул блондин, сидевший по правую руку от его величества. – Она пыталась убить нас! Тебя! – Под взглядом брата он мгновенно прикусил язык и склонил голову: – Прошу прощения, ваше величество.
Воины, в отличие от светловолосого, не стали интересоваться, почему мне не надо отрубить голову прямо на площади, просто развернули меня в ту сторону, откуда мы только что пришли. Последним взглядом успела уловить, как какая-то придворная нэри в обмороке рухнула на руки обеспокоенного норда и как, подчиняясь жесту Хьяртана, Душана отвязывают от столба.
Меня довольно недружелюбно впихнули в замок и повели знакомыми коридорами. Показалось, что мы пришли порталом, настолько спешно двигались воины, настолько быстро мелькали перед глазами залы, переходы и анфилады. Под суровыми взглядами мужчин становилось понятно – они в самом деле решили, что я совершила покушение на Хьяртана.
Но это же не так! Я вообще не представляла, что на такое способна. Даже не думала, что… Все, что я хотела, – это спасти Душана, помочь ему избежать той же участи, которая постигла мою маму! Правда, объяснять это придется не им…
При одной мысли о встрече со Снежным внутри что-то обрывалось. Я видела его взгляд, устремленный на меня там, на площади. Он ударил сильнее, чем его магия, – полный ярости, гнева и чего-то еще, странного и страшного, что я пока понять не могла.
Меня втолкнули в комнату и запечатали собой двери. Изнутри. Видимо, чтобы не оставлять одну, чтобы я не могла сделать что-то еще, способное хотя бы кому-нибудь навредить. Лица воинов казались высеченными из камня, а взгляды стали ледяными, хотя они и не обладали той могущественной силой, способной сдерживать гротхэнов и укрощать снежную стихию.
Даже если я начну говорить, они не поверят ни единому моему слову.
Все, что я могла сделать, это осторожно опуститься в кресло рядом с камином. То самое, где Каэтан меня осматривал, где дал мне зелье, чтобы я могла вспомнить тот клятый вечер!
Чтоб его не было вовсе!
Когда потрясение от случившегося начало понемногу отступать, я снова вспомнила слова Хелены. О том, что отец Хьяртана забрал мою мать в Эрнхейм, о том, что пожелал сделать ее своей игрушкой. Тот день, когда ее забрали, казался мне самым ужасным, самым нелепым – я с детства не понимала, для кого моя светлая мама могла представлять угрозу. А может, дело было совсем не в угрозе, и ее сила вовсе ни при чем.
Просто она отказала тому, кто пожелал сделать ее своей.
Может, тот инкрустированный дорогущими камнями ошейник был его даром? Но как он оказался у нас дома после ее смерти? Только если она была знакома с ним до этого… еще раньше.
Эта мысль настолько меня ошеломила, что я сидела, уставившись на полыхающее в камине пламя, не в силах справиться с охватившими меня чувствами. Их было столько, что они обрушились на меня, скрутились в клубок в животе и растеклись в каждую клеточку тела ледяными нитями. Меня трясло, несмотря на то, что сидела рядом с живым пламенем, которое должно было согревать, но не согревало.
Как, почему?
Неужели мама все-таки была с ним?