Бунтарка (СИ)

Тяжело выдыхаю, сожалея, что не дракон и не могу выпустить из себя раздражающий в груди огонь.

— Актрису свою будешь развлекать? — фыркаю, но за вилку берусь.

— Точно ревнуешь… — довольно улыбается, как шкодливый кот. — Не нужно нервничать, Лиса. Ты же знаешь, что ты — моя слабость. Разве я могу оставить свою любимую блондиночку? — подмигивает.

— У тебя довольно переменчивый вкус, Бессонов. От наивных блондинок к суке шатенке — у тебя один шаг, — с удовольствием подмечаю, как Кирилл напрягается и сминает губы в тонкую полосу.

— Арина просто податливая шлюха, которая меня никогда не заинтересует, — говорит Бессонов, а я не могу разобраться — рада я или снова злюсь. — Я предполагал привлечь твоё внимание, но никак не думал, что ты можешь накинуться на девчонку со спины и выкатать её в снегу…

— Эта твоя актриса…

— Остановись, Лиса. Я же сказал, что между нами ничего не было.

— Плевать мне, Бессонов. И на тебя, и на эту безмозглую курицу.

— Тогда почему мы сейчас об этом снова говорим? — устало спрашивает парень, потирая переносицу. — Да, я сглупил. Я думал, что, вызвав твою ревность, смогу хотя бы вывести на откровенный разговор. Я никак не предполагал, что ты ещё больше начнешь ненавидеть меня и… Всё, что тебя окружает.

Я замолкаю, опуская глаза в тарелку. Подпираю рукой тяжелую голову, накалывая на вилку листья салата. Задумываюсь о своих словах и обвинениях, хотя совсем исключаю то, как сама продала себя ради мести. Меня гложет факт, как Бессонов, рассказав о своих чувствах, нашёл мне замену, хотя я сама не лучше. Стас взял то, что ему предлагали, а я, как наивная дура, посчитала, что в моих силах обойти всех и каждого.

Совсем не могу разобраться в своих чувствах к Бессонову. Особенно, после произошедшего. С одной стороны, хочется выпустить эмоции: кричать, обвинять и прогонять, но с другой… Мне хочется, чтобы меня пожалели, приголубили и пообещали, что больше меня никто не тронет. Первый вариант легче, а ко второму я тактильно не готова. Знаю, что Кирилл не применит на мне силу, но об этом тяжело не думать после случая с Ковалёвым.

— Как тебе ужин? — прерывает гнетущую тишину Бессонов.

— Курица сухая, а салат — пресный. Лучше практикуйся в уборке, кухня — не твоё, — кратко отвечаю я без эмоций, поздно понимая, что снова нахамила. Несмотря на то, что мясо получилось удивительно сочным и тает во рту, хвалить его язык не повернулся.

— Судя по твоим комплиментам и язвительности, сочту это за комплимент.

Он что, непробиваемый? Толстокожий болван!

— Я уже доедаю. Когда ты уйдешь? — спрашиваю я, пытаясь понять, соврал он мне или действительно уйдет.

— Давай ты ещё съешь один маленький кусочек курицы? Я тебе сока подолью, чтобы легче было жевать эту подошву, — я не успеваю отреагировать, как на моей тарелке появляется ещё кусочек мяса. — Последний! Честно-честно.

— Кир… — выдохнула я, забывшись. Складываю столовые приборы в тарелку и поднимаю тяжелый взгляд. — Я не понимаю, зачем ты здесь. Понимаю, что к тебе обратились мои родители, но я в порядке. Да, с пилюлями заигралась. Но я в полном порядке и не понимаю…

— Я тебя не оставлю, — перебивает меня Бессонов, взглянув на меня из-под бровей. — Это не только потому что тебе нужно прийти в себя… Я больше не хочу, чтобы ты была одна. Твоё одиночество приводит к страшным последствиям.

Встаю резко, из-за чего стул противно скрипнул по полу. Мнусь, хочу сказать так много, но вместо этого только тяжело дышу, сжимая кулаки. Понимаю, что частично я сама себе нанесла вред, вот только сама причина моего состояния сидит сейчас передо мной и делает вид, что ничего не произошло!

— Всё, что случилось со мной — это твоя вина! — голос прорезался до крика, но он вышел охрипший, слабый. Почти жалкий. Немощный…

— В этом ты права и мне очень жаль, что я не нашёл в себе достаточно сил поговорить с тобой. Прости меня, Лиса. В тот вечер я поставил в приоритет Стаса… К сожалению, он не так прост, как кажется, и я должен был решить с ним конфликт. Я ошибся. В первую очередь я должен был позаботиться о тебе и обо всём рассказать, — он смотрит на меня с затаённой печалью в глазах, из-за чего меня передергивает.

— Не прощаю… — шумно задвигаю стул, крепко сжимая пальцами спинку стула до побелевших костяшек, — и ты меня не прощай, — ухожу в свою комнату, надеясь, что вскоре останусь одна.

Мне нужно успокоиться любым способом, иначе у меня случится нервный срыв.

* * *

Кирилл:

Пять дней проходят в каком-то диком депрессивном напряжении. Василиса практически прекратила со мной разговаривать, а я не стал настаивать. Любое моё слово, если задевает что-то внутри неё, заканчивается неконтролируемыми слезами и криком. Она эмоцианально не может вытерпеть меня рядом с собой…

Я всё понимаю и стараюсь не акцентировать внимание на конфликтном общении. К сожалению, Василиса открывает рот только если хочет грязно выругаться или доказать, как именно она меня ненавидит.