Буратино. Правда и вымысел…

Они ещё о чём-то поговорили, а Пиноккио тем временем вернулся домой.

— Вот, — сказал он, выставляя на комод бутылки.

— Ну и как всё прошло? — спросил Говорящий Сверчок.

И мальчишка всё ему рассказал: и про мамашу, и про её сынков, и про Джузеппе Фальконе. Сверчок выслушал его внимательно, потом некоторое время молчал — думал — и наконец заговорил:

— В общем, я не уверен, что ты поступаешь правильно, беря в дело этого идиота Джузеппе, он же никудышный человек, трус, подлец, слабак, дешёвка. Случись какая неприятность, он ведь всё расскажет. Мало того, этот придурок всё расскажет, даже если ничего и не произойдёт, а просто из пустого пьяного бахвальства, сидя где-нибудь в трактире, будет трепать языком.

— А что же делать? Отказаться? — Буратино даже немного раскис от расстройства. — Но ведь мне будет не под силу перетащить всё украденное на берег моря.

— Отказываться, может, и не надо, — задумчиво произнёс Говорящий Сверчок, — но тогда этого болвана надо будет обмануть и напугать. Причём напугать так, чтобы он умер от страха и не то, что рассказывать, чтоб даже вспоминать боялся. Сможешь его так напугать?

— Попытаюсь.

— Хорошо, а теперь к делу. Видишь эту маленькую баночку? — Говорящий Сверчок потряс перед носом Пиноккио аптечным пузырьком.

— Вижу. И что же это?

— Это волшебное средство, называется клофелин.

— Да, и звучит как-то по-волшебному, — восхищённо произнёс Пиноккио и повторил: — Клофелин! А что это там?

— Это чудодейственный эликсир сна. Стоит капнуть в любую выпивку и человек, её сожравший, не проснётся часов десять, хоть за ноги его вешай.

— А зачем нам этот эликсир?

— Дубина, возьми и откупорь обе бутылки. Возьми пузырёк и капни в каждую по пять-шесть капель.

Мальчик сделал всё, как сказало насекомое, но рука его дернулась, и он чуть-чуть пролил эликсир на стол.

— Ну что за безрукий дурень, — забормотал Говорящий Сверчок, — надо же столько пролить. Эту вещь только по рецептам выдают. Это тебе не кокаин какой-нибудь. Аптекарь за него расписывается в специальной книге, которую полиция проверяет. А он льёт его, словно морфий какой-нибудь.

— Извините, синьор Говорящий Сверчок, — смутился Пиноккио.

— Запечатывай бутылки и поставь под кровать, а то, не дай Бог, припрётся твой папаша, так выжрет обе.

Мальчишка сделал это и спросил:

— А что у нас дальше по плану?

— Дальше по плану у нас анонимка. Писать ты толком не умеешь, но анонимщики пишут только печатными буквами. Так что садись, пиши.

Мальчик вырвал лист из тетрадки, взял огрызок карандаша и сел к столу.

— Пиши: 'Довожу до вашего сведения, синьор околоточный, что трое громил-хулиганов во главе с известным громилой Поджеро сегодня в ночь грабили магазин галантерейщика Паоло и свезли награбленное в свой сарайчик, что у ручья, рядом с морем, севернее города.

Аноним'.

— Написал?

— Написал, — отрапортовал мальчик.

— Ну-ка, дай я её прочту, — Говорящий Сверчок взял бумагу и минуту её изучал. — Сколько ошибок и ни одной запятой. Впрочем, анонимщики — люди не шибко грамотные, поэтому оставим всё как есть и перейдём к следующей части нашего плана. Иди в скобяную лавку, купи пергамент и столярный клей.

— Хорошо, — сказал Буратино и пошёл в скобяную лавку.

Через полчаса он вернулся с покупками.

— Молодец, — сказал ему Говорящий Сверчок, — всё идёт по плану. Следующим номером нашей программы, так сказать, будет осмотр места преступления, как говорят военные, проведём рекогносцировку.

— Ой, а что это?

— То есть разведку на местности. Тебе надо обратить внимание на маленькое окошко под потолком, оно всегда в жару открыто и создаёт в лавке сквозняк, чтобы приличные господа не потели. На это окошко ставни на ночь не ставят, как на большие, считают, что в него никто не влезет. К тому же внутри лавки всегда ночует сторож, дед Пискони.

— Ой, а как же я смогу обчистить лавку, если там будет сторож? А вдруг я его разбужу. Ой, что-то мне страшно, синьор Говорящий Сверчок. А ружье у него есть?

— Прекрати скулить, ты что же думаешь, что я собрался тебя убить? Для кого мы, по-твоему, самогонку приготовили, для меня что ли?

— Значит для сторожа, — догадался Буратино, — а вдруг он его пить не станет?

— Ты совсем не знаешь жизни, парень, если думаешь, что дед Пискони откажется от халявного самогона, — успокоило парня насекомое, — если Пискони не возьмёт бутылку, я публично признаю себя ослом.

— А вдруг бутылку он возьмёт, а самогон не выпьет? — не успокаивался Пиноккио.

— А ты в окно заглянешь, если он будет валяться на полу, а его ноги будут на стуле, значит можно работать, это верный признак, что Пискони пьян в стельку.

— Это почему ноги у него будут на стуле, а сам он на полу? — удивился Буратино.

— Потому что он так вставляет грыжу, а грыжа у него, по необъяснимой медицинской причине, всё время выпадает в пьяном виде.

— Ну что ж, с этой грыжей мне всё ясно. А если он не будет валяться с ногами на стуле?

— Тогда тебе лучше не соваться, а то, не приведи Бог, он пальнёт в тебя с своей дурацкой берданки.

— Так значит, ружьё у него всё-таки есть? — похолодел Буратино.