Буратино. Правда и вымысел…

— Ах, ну да, не в землянке, — столяр покачал головой, как бы соглашаясь, — а сколько же метров должно быть в лестнице?

— Ну, метра три, как минимум, — произнёс Буратино и подумал: «Совсем старик из ума выжил, как же мне отсюда убраться живым?»

«О, да этот шкет считает себя трёхметровым великаном, — думал столяр, — чёрт с ним, сделаю ему хоть четырёхметровую лестницу, лишь бы убрался отсюда или хотя бы стамеску положил».

— Как пожелаете, синьор сосед, хотите три метра — сделаю три. А почему бы вам в таком случает стамесочку не положить. Зачем она вам? — спросил синьор Антонио.

— А зачем же вам молоточек? — в свою очередь поинтересовался Буратино.

— Так я им работаю, — ответил столяр.

«Представляю, как ты им работаешь, мясник», — подумал Буратино и произнёс:

— А зачем же вы его за спину прячете?

— Да я его и не прячу вовсе, — ответил мастер и решил действительно достать его из-за спины, но как назло то ли от нервности ситуации, то ли от дрожания рук он его выронил, и молоток, пролетев немного, упал между ним и мальчишкой.

На секунду в комнате повисла гробовая тишина. И мальчик, и мастер замерли в положении боевого нейтралитета: я не двигаюсь, пока ты не двигаешься, я не стреляю, пока ты не стреляешь. Но бесконечно так продолжаться не могло. У кого-то должны были сдать нервы. Они оба вращали зрачками, следя друг за другом и одновременно высматривая молоток. Синьору Антонио ещё приходилось следить и за стамеской. Наконец, нервы у старика не выдержали, и он кинулся на пол за молотком. Пиноккио понял: развязка близка, и она будет кровава. Поняв это, он заорал:

— А-а-а, не позволю, — и головой вперёд, с разбегу, кинулся в закрытое окно.

Выбив его вместе с рамой и отбежав на безопасное расстояние, он закричал:

— Синьор Антонио, я на вас надеюсь. Лестница мне нужна к вечеру. Я к вам за ней зайду.

— Не извольте беспокоиться, синьор сосед, и заходить ко мне нет никакой необходимости, я её сам вам доставлю, и причём бесплатно, — крикнул в ответ столяр, выглядывая в ту дыру, которая некогда была его окном.

— Заранее спасибо, — крикнул Буратино, — приятно иметь такого хорошего соседа, как вы.

— А уж мне как приятно, кто бы знал, — отвечал Антонио, оглядывая остатки оконной рамы.

Пиноккио вернулся домой. Отца уже не было. И поэтому он по-хозяйски улёгся на кровать.

— Ну что? — спросил Говорящий Сверчок. — Заказал лестницу?

— Заказал.

— А стамеску зачем у мастера спер?

И вправду, мальчик до сих пор сжимал стамеску в руке.

— Не знаю, я её не спирал, просто в руках завертел.

— Не надо в руках заверчивать, — предостерёг Говорящий Сверчок, — тем более какую-то дурацкую стамеску. Завертел бы хоть что-нибудь путное, а то стамеску.

— Я не специально.

— Всё равно верни. У тебя должна быть безупречная репутация.

— Хорошо, только мне с ним не хочется видеться лишний раз.

— Почему? — удивился Говорящий Сверчок.

— Ну не знаю, странный он какой-то. Чепуху какую-то несёт. С молотком не расстаётся.

— Чепуху и ты в его возрасте нести будешь, а молотком он работает, и причём мастерски.

Пиноккио поёжился от страха, представляя, как мастерски может работать молотком этот человек.

— Ладно, я верну ему его стамеску, положу её на порог, он сам найдёт.

— Вот и славно, а теперь приступим ко второму пункту нашего плана.

— А какой у нас второй пункт?

— Иди к самогонщице Джульетте и купи у неё две бутылки самой дешёвой чачи. Вот и весь второй пункт.

— Хорошо, уже иду.

— Кстати, не давай ей больше одного сольдо, а если попытается тебя обдурить — громко ори, что пойдёшь в полицию.

— Понял.

— А если спросит, зачем тебе самогон, скажи, что для отца, но не говори, кто твой отец, а то она не даст — он наверняка ей должен. Ну, иди.

И парень пошёл. Он не знал где проживает тётка Джульетта, но язык, как говорится, до Киева доведёт. И чтобы язык довёл до Джульетты, он подошёл к одному почтенному синьору в порванной шляпе и в одном правом ботинке. Под глазом у синьора красовался здоровенный синяк.

— А не скажет ли мне многоуважаемый синьор, как мне добраться до досточтимой синьоры Джульетты? — вежливо спросил Пиноккио.

— Это какая Джульетта? Не самогонщица ли? — как-то невежливо осведомился синьор в одном ботинке.

— Она самая.

— Какая же она «досточтимая»? Жаба она визгливая, — ответил синьор с синяком и чуть тише добавил, чтобы никто не слышал, — вот возьму где-нибудь кол и всю морду ей в кровь изобью.

— Тем не менее, подскажите, как мне её найти, — не унимался Буратино.

— Уйди по-хорошему, а то я и тебе разобью, ишь, тоже мне нашёл «досточтимую», урод носатый, — продолжал злиться одноботиночный господин.

— Хорошо, извините, — произнёс Пиноккио и решил спросить у кого-нибудь другого, но в это мгновение человек с синяком окликнул его, резко изменив тон на доброжелательный:

— Эй, парень, а зачем она тебе, эта некультурная женщина?

— Я хотел купить у неё самогон.

— Вот как? — синьор даже как будто обрадовался. — Самогон говоришь? А я думал, ты просто так болтаешься, как какой-нибудь дурак-бездельник, и от нечего делать занятым людям вопросы задаёшь.

— Нет, нет, я по делу, — уверил его Пиноккио.