Бурелом

— Сколько, сколько! — Николай перевел взгляд на механика, с механика на автокрановщика.

— Тынянов, снимай эти два бревна, — скомандовала Рита. Неудобно приплясывать, но приходится — покалывание иголочек в палец усилилось. — Снимай, снимай! — Она не обращает внимания на просьбу Ерохова отвезти хотя бы этот лес. «Сегодня же переговорю с Наумовым, — думает Рита. — Пусть специальный приказ напишет: при перегрузке машин поломки относить за счет водителей, — и сама вдруг удивилась своей строгости. — Может быть, помягче? Нет, иначе через полмесяца — месяц не только рессоры, но и подшипники полетят…»

Дорогой в поселок Рита нагрубила механику. Михаил Михайлович только отдувался. «Вот баба, даже за себя не может постоять», — смотрела в лобовое стекло Волошина на убегающее под колеса белое полотно дороги. Последнее время она ощущала необыкновенную легкость, будто ее кто-то подхватил сильными ручищами и понес. Ни минуты не сиделось дома. Везде хотелось поспеть самой, до всего дотянуться, сделать, увидеть…

Хотя Рита и продолжала встречаться по вечерам с Платоном, но чувства ее как бы раздвоились. Мысли девушки все чаще стал занимать Турасов… Рита боялась этого второго чувства. Как бы желая перебороть его, она чаще встречалась с Платоном, она хотела узнать его ближе, чтобы никто иной, только этот паренек владел ее чувствами. Но Платон оставался для нее только отличным свойским парнем. С ним было просто и легко, как если бы она встречалась с другом детства или со школьным товарищем. «Кстати, как он там сегодня? — подумала Рита. — Справится ли за вальщика? Сысоев заболел, не вышел на работу…»

Они ехали в кабине трое. Рита между Ероховым и механиком. Михаил Михайлович смотрел в отпотевшее боковое стекло и часто протирал его рукавицей. Николай всю дорогу насвистывал какую-то песенку. Все уши Рите просвистел. Но не могла же она ему запретить свистеть. Другое дело — запретить перегружать машину.

Когда вылезли из кабины, Ерохов окликнул Риту.

— Маргарита Ильинична, а ведь в кабине тоже втроем не положено…

Рита улыбнулась, шутя погрозила пальцем — подметил-таки.

— Молодец, в другой раз не пускай. — Ноги отогрелись, мизинец больше не покалывало.

Наумова в конторе не оказалось. Сказали, что он уехал на нижний склад. В контору начальник лесопункта заявился только во второй половине дня. Валенки гремели, как железные. На полушубке блестящими росинками застыли капельки воды. Он почесал ладонью небритый подбородок, прислонился к обогревателю печи.

— До костей промерз, — сказал Наумов. — Машина на реке в пустоту угодила, еле вытащили…

Из диспетчерской принесли сводку вывезенной за день древесины. Леонид Павлович долго вертел в пальцах бумажный квадратик, сопел. Проследил валенками до стола, положил сводку под стекло.

— Да-а, — пробарабанил по стеклу пальцами, изучающе посмотрел на Волошину. — На тридцать кубометров сегодня вывезли меньше, — сипло выговорил он. — Почему?

— Вы же знаете почему, зачем спрашиваете? — шаркнула локтями по столу Рита.

— Я ничего не знаю, — упрямо повторил Наумов. Ему неудобно было заявить прямо, что он против распоряжения технорука, что он за перегрузку машин. — Мне важно то, что снизилась вывозка. Вот сейчас позвонит директор, — дотронулся он пальцами до телефонного аппарата, — спросит, сколько вывезли за день. Спросит, почему меньше. Что посоветуете ему ответить? — склонил на бок голову Леонид Павлович.

Было хуже всего слушать его ровный голос. Он жужжал надоедливо, подобно осе, летающей над ухом.

— Объясните все, как есть на самом деле. Зачем обманывать себя, Леонид Павлович? Неужели вы не хотите понять, что, перегружая машины, мы можем лишиться их?!. Мы просто не выполним план!

— Вот-вот! — оживился Наумов. — Я же говорил, запас не следовало трогать.

— Леонид Павлович, — потеряла всякое терпение Волошина, — зачем разводить демагогию?!

— Я не демагог, — в свою очередь обозлился Наумов. — Я не меньше вас болею за план!

— Хорошо, дорогой Леонид Павлович, вы болеете за план, — озорно блеснула глазами Волошина, — но зачем небритым ходить?

— Что?! — Наумов дотронулся до подбородка. Некоторое время непонимающе взирал на технорука, потом упал на стул и долго, сипло смеялся. — Ох, уж вы, женщины! — сквозь смех говорил он. — Выходите замуж, Маргарита Ильинична, в этом ваше и мое спасение…

— Почему? — удивленно вскинула ресницы Рита.

— Станете, как это сказать, — Леонид Павлович наморщил лоб, — мягче, что ли… На свадьбу только обязательно пригласите. Начальника не пригласить грешно.

— Ладно, позову. Только приказ подпишите.

— Какой такой еще приказ?

— При перегрузке машин поломку относить за счет водителя.

— Вечером соберем мастеров, пригласим механика, обсудим… — почесал заросший подбородок Наумов. Теперь он ему не давал покоя. Надо же!

4

Ветер путался в густой кроне кедра, кидался в Платона сыпучими пригоршнями снега, дерево набатно гудело. Оно словно исполняло свою лебединую песню. Но у Платона своя песня — хлесткое жужжание бензопилы больно ударяет в уши, отзывается в голове тысячами маленьких, звонких колокольцев…