Буреполомский дневник

А бывшего моего соседа по проходняку Юру, еще весной загнанного в “обиженные”, бьют и бьют нещадно. Похоже, что из всех “обиженных” больше всего достается именно ему. Причем лупят в основном свои же – “обиженные”, и даже не только блатные из их числа, но и такие же по статусу, как он сам, только более энергичные и агрессивные. За украденные по пьянке с чьего–то двора мопед ценой в три тысячи – он попал на 4 года не только заключения, но и постоянных побоев и самой тяжелой, грязной работы (типа вывозит на тележке тяжеленную бочку с мусором на помойку). Пусть пьяница и быдло, но все же неплохой по характеру, добродушный, неагрессивный Юрик, – попал так, как не приведи господь никому и помочь ему теперь, не подставляя себя под удар (в одиночку об этом вообще нечего и думать) и не разрушая под корень всю эту кастовую систему и все блатные “понятия”, – увы, невозможно...

Мерзкая, отвратительная жизнь. Гнусный и убогий быт. Ежедневная борьба за выживание в среде отпетых подонков, – среде, абсолютно тебе чужой и при этом крепко спаянной против тебя, насмешливо–издевательской к тебе и при этом откровенно корыстной, только и смотрящей, что бы и как с тебя урвать, но при этом не испытывающей ни тени благодарности или – тем паче – уважения, когда ты на их просьбы соглашаешься и даешь сам. Подстроиться под них и стать для них “хорошим”, “своим”, – для приличного, интеллигентного человека невозможно по определению; просто когда (если) ты отдашь им все и останешься с пустым баулом – ты станешь им неинтересен...

12–50

Подняться бы над всей этой суетой, – только как?? Да, наказание нервотрепкой, вытрепывание и выжигание твоих нервов, – главное во всем этом “наказании”, не указанное ни в каком приговоре. Вот только сейчас, до проверки, – сперва приперся отрядник, видимо (я не слышал), предупредил, чтобы все убирали, – и это быдло тупое, конечно же, покорно и ретиво поскакало, понесло все свои “сидорА” в каптерку. Потом, чуть позже, – сразу вся свистопляска: “3 “мусора” на наш “продол”!” с ними, по слухам, прокурор (тот самый, что приехал еще в понедельник и о котором я успел уже забыть), они на 12–м, на 5–м, на 8–м... Короче, до нас они не дошли, – но перед самым их уходом (минут за 20 до 12–ти) какая–то полублатная мразь увидела и заквакала мне: мол, чьи это “сидорА” у меня под шконкой? Слава богу, там (и под соседней) стояли не только мои 2, но и пара–тройка соседских. Услышало еще одно чмо (как раз на днях переселившееся на место покойника, о котором я писал вчера) – и тоже заквакало, чтобы я, мол, выносил “сидорА”. И тут как раз крикнули: “Мусора уходят с продола!”. Уф–ф!!!... Как в дурном сне, в кошмаре, и хорошо еще, что на этот раз пробуждение наступило вовремя. Зная эту уголовную мразь, ее набрюхеползательное перед “мусорами” усердие, – вполне тут реально под предлогом “комиссии” или “прокурора” остаться и вообще без вещей, уж для меня эти твари, с их теплым, дружеским ко мне отношением, постараются особенно. А коммунистического презрения к собственности, в т.ч. к носильным вещам, еде, бритвенным и пр. принадлежностям я, надо сказать, совершенно не разделяю. Достаточно и воспоминаний о здешнем карантине, в июле 2007, когда не было ложки и приходилось ждать, пока кто–нибудь, поев, из милости даст свою.

Но это было еще не все. Считал отрядник. После проверки, зайдя в раздевалку, я не обнаружил своих тапочек, которые уже год и месяц на этом бараке ставлю на одно и то же место, на верхнюю полку обувного ящика. Нет тапочек – и как хочешь, ходи целые дни в ботинках, пока из дома другие не привезут, тут кого попросишь о помощи? Но, слава богу, нашел их довольно быстро, – их кто–то зачем–то засунул в одну из ячеек этой же “обувницы”...

Как же подняться над этой, в сущности, мелкой, поганенькой суетой? Каким аутотренингом заставить себя успокоиться, заставить расслабиться нервы, взвинченные до предела? Казалось бы, из–за чего тут нервничать–то? А вот поди ж ты... А это тоже, м.б., еще не все; сегодня после обеда еще идти в ларек (нужен хлеб), и в каком состоянии, придя, найдешь свои вещи и сумки, и найдешь ли вообще, – черт его знает... Физического и материального ущерба нет, но нервы взвинчены ожиданием неприятностей донельзя, – вот она, главная суть этой проклятой лагерной жизни. Расслабиться нельзя ни на минуту, и между блатными и “мусорами” ходишь постоянно как по лезвию бритвы. В таком режиме осталось мне прожить всего–то ничего, сущую безделицу – 893 дня.

9.10.08. 9–00

Но это было вчера еще не все. Потом, после обеда, был еще и ларек, в котором (и перед которым) они буквально одолели меня своим вымогательством и попрошайничеством, своим назойливым стремлением вытрясти ну хоть что–нибудь, хоть шоколадку, – откровенно для себя или же под всякими благовидными предлогами типа помощи сидящим в ШИЗО и т.д. Отбиваться приходилось как от стаи ос, причем там, в ларьке, разумеется, начали подъезжать с этой же темой и существа из других отрядов.