Читаем Буреполомский дневник полностью

Ладно, что поделать, это не смертельно, это только временно – проблемы со связью; так у нас с матерью уже бывало, – и на 5–м СИЗО в Москве, и на Нижегородском централе, и когда только привезли сюда... Это поправимо. Мать, конечно, изводится там, нервничает, куда я пропал, а я нервничаю здесь. Осталось 820 дней такой жизни. Этого ужаса и кошмара. Хочется верить, что это все когда–нибудь же ведь кончится, и я все время представляю себе этот еще, скорее всего, холодный, хмурый весенний день – 21 марта 2011 года, – когда я выйду за эту металлическую дверь, огляжусь вокруг, увижу эту “избу” для приезжих на свидания, а потом сяду – в машину или в поезд, неважно, – и поеду домой. И буду смотреть в окно, на рыхлые уже сугробы, на черные голые деревья, на черных ворон в небе, на облака и на придорожные столбы... Жить только верой в это и – ожиданием, что когда–нибудь ведь будет, обязательно будет, этого ведь не может не быть! Все на свете когда–нибудь кончается, и хорошее, и плохое, и этот ужас тоже когда–нибудь кончится. Не может не кончиться... Только этой верой и надеждой мне и предстоит прожить еще 820 дней. Больше нечем. А если нет? Ведь человеку не дано знать свое будущее. Черт его еще знает, как оно там сложится... Если нет – тогда я не знаю...

А пока что тут – все хуже и тяжелее жизнь. Лежу сегодня после завтрака, – двери и форточка напротив закрыты, но откуда–то явственно дует, и я мерзну. А на улице уже морозище приличный, окна и впрямь начинают замерзать. Догадываюсь, выхожу на улицу проверить – и точно, форточка открыта дальше, в середине секции, уже у (полу)блатных. Твари! Обычно всем этим существам, которые здесь зимой открывают, – им не жарко, нет, им, видите ли, запах не нравится! Они, видите ли, “проветривают”. Я поддел еще один “тепляк” под спортивную старую куртку, чтобы не мерзла спина; но вот сейчас сижу, пишу, – и явственно чувствую, как тянет холодом по полу, по ногам, хотя они и в шерстяных носках. Если так будет продолжаться и дальше, то эту зиму я, скорее всего, не переживу, – просто замерзну тут и сдохну, скорее всего от простуды какой–нибудь. Вот потому–то я и не говорю никогда о своем освобождении как о будущем несомненном факте, а всегда добавляю “если”. 820 дней – это еще очень много, это 2 с лишним года ежедневного ужаса и лишений. Скоро проверка, я, как обычно, выйду заранее, походить взад–вперед по двору, но – на душе у меня не будет спокойно, как лучше всего для этих прогулок. И читать не тянет, ничего не лезет в голову, – гложет в душе только одно, что вот опять нарушилась постоянная связь с матерью, и я не знаю, когда и как она будет восстановлена. Гложет, и сосет, и не дает покою, как ноющая, не острая зубная боль...

22–10

Опять жизнь моя тут круто меняется, опять делает зигзаг. Сколько их еще будет за оставшиеся 2 года... “Труба”, как узнал сегодня вечером, сдохла безвозвратно. Будет ли другая, неясно, а до тех пор (?) придется ходить снова на другой барак, как весной, рискуя выговорами и ШИЗО. Матери таки смог сегодня дозвониться, – конечно же, она была после 2–х дней без связи в истерике, даже сильнее, чем я думал...

22.12.08. 10–16

Понедельник. Шмон непонятно где: двое – на 5–м, а куда делась остальная шмон–бригада с большого “продола” – неизвестно...

Но бывают все же и здесь, хотя и чрезвычайно редко, приятные моменты. Фантастическое, потрясающее, почти мистическое событие: вчера мне отдали чайник! Обещали отдать еще в субботу, но реально принесли лишь вчера вечером. Я уже простился с ним навсегда и не думал больше увидеть, – почаще бы так ошибаться! Словами не описать, как это приятно –не возиться с байзерами, кипятильниками, кружками, не ошпаривать пальцы, не ждать по полчаса в холодном “фойе”, пока закипит твой чай, – а спокойно и без проблем получать нужное количество кипятка за 10 минут, в удобной посудине!..

Еще из приятного – завтра наконец–то, по всеобщей информации (которую никто не пытается оспаривать), уходит в отпуск наш отрядник. Есть надежда отдохнуть от него до середины февраля и не выскакивать по понедельникам в мороз на зарядку (эта тварь приперлась даже сегодня, в последний день). А еще – некоторое время назад исчезли вши! При ежедневных проверках одежды я перестал их находить в рубашке и носках. Скорее всего, это следствие того, что полублатные соседи, захватившие соседний проходняк, полностью переодели моего полностью завшивленного старичка–соседа, уже в моем проходняке, т.к. он спит вплотную к одному из них. Исчезло шимпанзе, исчезли вши, исчезнет завтра и отрядник, – и можно подумать, что вроде жизнь налаживается, а? :) Все не так уж плохо... Но, увы, это, конечно же, иллюзии. И первое опасение – как бы, в связи как раз с уходом в отпуск отрядника, шимпанзе не вернулось бы уже на днях, отсидев свои 15 суток...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное