Читаем Буреполомский дневник полностью

Беготня и суета то предутренняя, предрассветная, с кружками и кипятильниками, – то зарядочная, с прыганьем со шконок и одеванием на ходу. "Контролёр пятый прошёл!!", "Контролёр восьмой прошёл!!!" – истошные крики, все бегут, топот ног, суета и т. д. и т. п. Пропадите вы все пропадом! Сегодня на зарядку удалось–таки не выйти (только что, минуту назад, она закончилась). И вот опять – длинный, бесконечный день предстоит, и всё известно в нём заранее... Через час примерно – на завтрак, потом – вернуться, перекусить самому, потом 3 часа свободных, когда все спят (если только не будет шмона, – опять пошли о них разговоры, хотя у нас он вот совсем недавно же был); потом – проверка, ещё полтора часа пустых (почитать Шендеровича), потом – обед; после обеда – в ларёк, за хлебом, лапшой и пр. (дай бог, там очередь была бы поменьше, не стоять час из–за 100 рублей); вернуться домой, может быть, перекусить (если будет чем и не будет уже поздно, близко к ужину); потом – идти на ужин, который практически никогда я не ем (эту омерзительную капусту, сечку или перловку есть невозможно, но ходить они всё равно заставляют. Страна идиотов, ей–богу!); потом – приходишь с ужина, ещё полтора часа свободных (чтение, пока хоть есть, к счастью, что читать); потом – поужинать самому, попить чаю, полежать 5–10 минут, завести часы, и – на проверку, точнее – гулять, ожидая её, где–то 20–30 минут по двору (хотя он сейчас в лужах и завален счищаемым из завалов у барака снегом; гулять трудно и неудобно, но всё равно...). На ходу можно повторять про себя стихи – чужие или свои. Вот и всё, и день кончен, – ещё один день из моего бесконечного срока, из оставшихся трёх с маленьким хвостиком лет. 1111–й день пройдёт, и 1110 их ещё останется, 158 с половиной недель. Всё известно заранее (если не будет никаких неприятных сюрпризов), – и на весь этот день, и до конца срока, и даже до конца жизни... А мать сегодня поедет, как всегда, на кладбище, – день рождения бабушки, 20 лет как покойной.

8.3.08. 6–15

Вот и 8–е марта. Зарядки сегодня нет – праздник, и подъём поэтому же в 6 утра вместо 5–45. На улице тепло, но всё завалило свежевыпавшим снегом, вся сетка и колючка на запретке покрыты этой пушистостью снежной. Красиво... А мне вспоминается главным образом одно и то же: 8 марта прошлого года в тюрьме, в моей "родной" 509–й хате. Всё было так хорошо, светло, уютно, радостно на душе, – как будто и не в тюрьме, чёрт возьми. Сидели мы вчетвером – я, Саня Лазарев, Витя Сусаров и отмороженный десантник Олег Кузьмин, а азербайджанца Мурада (?) накануне, в день его рождения 7 марта, утром забрали на этап. Пока оставшиеся всё утро, в ожидании бани, смотрели какой–то бесконечный новый фильм, снятый при поддержке Лужкова (о женщине, вышедшей замуж за офицера ещё до войны и прошедшей все тяготы советской истории годов до 60–х или 70–х), я незаметно, никому не говоря, совершил маленький подвиг, чрезвычайно поднявший мне настроение: своими руками, прямо пальцами, перед зеркалом умывальника вытащил изо рта полностью расшатанный остаток давно разломанного зуба, который (остаток) несколько дней как резко расшатался и не давал мне нормально есть. Устранил очередное серьёзное препятствие на пути неведомых тогда ещё будущих тюремных испытаний, чем был страшно доволен. Потом, ближе к обеду, повели в баню (или это было уже после обеда? Не помню точно). Когда мы вернулись из бани, кстати, всё тот же фильм ещё шёл, – там было сразу несколько серий, по–моему, и мои сокамернички опять принялись его смотреть. А где–то в 3 или в начале 4–го уже я перехватил инициативу и переключил телевизор на уже давно, задолго до 8 марта, анонсированный "Служебный роман", который не видел очень давно, больше 10 лет, наверное, а Саня Лазарев в свои 32 года (на год моложе меня), как выяснилось, не смотрел его вообще никогда.

В общем, хороший был день, – вот именно тёплый и уютный какой–то, всё так как–то хорошо было, – есть теперь что вспомнить, вопреки тому, что и тогда это была тюрьма. Тогда, правда, я ещё не знал своей будущей участи, не знал, что срок оставят в Мосгорсуде без изменения, не знал Буреполома... А теперь вот знаю, – и не знаю, что со всем этим знанием делать. 1107 дней уже остаётся до конца срока, – как ни крути, сколько ни живи, сколько ни считай дни, всё равно висят те же самые 3 года, осточертевшие и неизбежные...

14–05

Перейти на страницу:

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное