Читаем Буреполомский дневник полностью

Женя Фрумкин – тоже как всегда. Точнее, как в прошлый раз, в июле того года, когда он тоже приезжал на свиданку. Он замечательный человек, но – увы – то ли лишён инициативы, то ли уже стареет; всё новое, активное, что я не то чтобы предлагаю, а хотя бы могу предположить, – всё воспринимается им не только без энтузиазма, но как нечто совершенно несбыточное. Писать статьи, издавать самиздат, проводить митинги, пикеты, временами попадая за них в милицию, – это, конечно, хорошо, но это делалось все 90–е и 2000–е годы, делается до сих пор, а толку–то? И что, так на этом уровне и застрять навеки? И мечтать о "всеобщей политической забастовке", которая для Жени до сих пор остаётся главной недостижимой целью всей борьбы?..

Сукразит эти суки лагерные теперь выдумали отдавать через санчасть. Бумаги мои – письма и распечатки из интернета, привезённые матерью на свидание, теперь отдают через Русинова. Бумаги я пока так и не получил, а зато вчера время между обедом и ужином (3 часа) провёл сначала в спецчасти, пытаясь отдать в последний день свою кассационную жалобу по поводу УДО (отдать удалось, но эта тварь, принимающая бумаги, людей вызывала к 3–м, а сама пришла лишь в начале 5–го, и то сперва не хотела эту жалобу у меня брать), а потом в больнице, получая – тоже в большой очереди, хорошо ещё удалось одним из первых) этот проклятый сукразит. Всего–то одна упаковочка, 300 таблеток, – не сподобилась уж мать купить побольше!.. Зато купила какой–то гринлайт, – тоже подсластитель; ей сказали при покупке, что он лучше сукразита, оказалось – намного хуже, вообще ни хрена не сладкий.

Мать звонит, скандалит, грузит по полчаса всякой ерундой, криком, не давая вставить ни единого слова. То яростно доказывает мне, что в УДО отказали только из–за наличия множества ходатайств от правозащитников, ПЕН–центра и т. д. (полная чушь, и она сама же ещё недавно яростно настаивала, чтобы все, кто может, написали и прислали как можно больше этих ходатайств), то говорит, – со слов Фрумкина, – что, якобы, ребята решили, что не будут меня публиковать ни за что, чтобы не стало хуже (мне), а передо мной только будут делать вид, что мои тексты куда–то рассылают и где–то они публикуются, благо я отсюда проверить не могу. Ничтоже сумняшеся берётся убеждать меня в этом, тоже на крик, – типа, я должен сразу поверить, что мои ближайшие друзья – конченные подлецы. Тем не менее, эта мысль, сообщённая вчера вечером, резко испортила мне настроение, отравив и вечер, и сегодняшнее утро. Зачем тогда я всё это пишу, переписываю, стараюсь, ищу каналы на волю, – если они там, на воле, получат – и заведомо положат под сукно? И в чём тогда вообще смысл моей здесь жизни, если единственный её смысл – работать, писать и публиковаться на воле, – так легко и так непоправимо "зарезан" из столь идиотского соображения, как "не сделать мне хуже", – как будто может быть что–то хуже этого решения и моего тут абсолютно бессмысленного существования после него.

Короче, пока (сегодня же, максимум завтра) я не спрошу об этом у Паши Л., правда ли, что они приняли такое подлое решение, – я не успокоюсь. Беда только в том, что, если они его приняли солидарно, то и мне ничего не скажут, будут всё отрицать даже после того, как мать проговорилась.

А сейчас ещё, как назло, тащиться в проклятую баню, – опять стоять там полчаса в холодном зале, с нормально не закрывающимися окнами, ждать, когда кто–нибудь отойдёт и даст возможность встать под струю (народу полно, а "леек" там – всего 19). И ещё морока – или тащиться туда заранее, одному (вдвоём с кем–то), рискуя наткнуться на "мусоров" и огрести взыскание, – или же прийти последнему, т. к. всё стадо идёт явно быстрее меня, и не иметь ни скамейки свободной, чтобы сесть раздеться, ни даже крючка, чтобы повесить одежду. Эти уголовные наглые выродки радостно захватывают себе всё, что им надо, а на других (тем более, интеллигентов, не кроющих матом, как они) им наплевать...

11–55

Ну вот, Паша говорит, что это – "их" решение, без него, независимо от него. Ну, настроение этих товарищей я знаю уже давно. Паша подтверждает: не хотят меня печатать, потому что "Свободное слово" – "не экстремистское издание". Ну и ладно, ну и пусть!.. Паша обещает, что в интернет, на "родные и любимые" (это уж из меня цитата) чеченские сайты он будет закидывать. Ну, и Михилевичу, и Мане Питерской вроде тоже он обещал. Только вот... чеченцам–то не всё можно закинуть из моего творчества, ибо не всё у меня так просто, – "на всё воля Аллаха", и точка. Если бы так... Нет, философия атеизма и "богоборчества" им совсем не подойдёт, а именно на эту–то тему и хочется высказаться всерьёз.

МАРТ 2008

3.3.08. 6–40

Перейти на страницу:

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное