Читаем Буреполомский дневник полностью

Были в столовке на завтраке – вдруг погас свет! Я так и подумал, что это не выключатель нажали, а ток вырубили; выхожу – точно: ворота “нулевого поста” открыты! Значит – без завтрака! (По крайней мере, если его быстро не включат, – ни света, ни воды.) Но это тупое, бессмысленное, покорное сиволапое быдло стерпит еще и не такое, стерпит все самые скотские условия содержания; а если и пикнет что–то вдруг против начальства – так блатные пастухи быстренько успокоят это свое стадо: разъяснят политику блатной “партии” на общем собрании, а кого надо – изобьют в “культяшке”, или, там, в “маленькой секции”. Мразь. Ублюдки...

А не далее как вчера – тупая свинья Палыч выстраивал всех после обеда во дворе столовки; я стоял в глубине двора, разговаривал со знакомым с 3–го и в строй встать не спешил (как обычно). Он идет, выстраивает всех до хвоста колонны и мне персонально говорит: мол, Борис Владимирович, там вообще–то строятся. Я подошел поближе; выстраивалась, как обычно, огромная колонна из всех отрядов вперемешку. Ворота открылись, толпа пошла; но где–то невдалеке передо мной опять вздумали “отсечь”, и ворота закрылись, – “мусора” делают вид, будто это один отряд прошел, а перед следующим захлопывают, хотя на деле все стоят вперемешку. Палыч был в этот момент за воротами снаружи; увидел меня и еще 2–х с 11–го, сказал “мусору” пропустить, а там, за воротами – стал мне выговаривать: мол, я Вам говорил, что все строятся, а Вы там стоите, разговариваете... Я тотчас задал ему простейший, давно уже накипевший в душе вопрос: “Алексей Палыч, зачем вообще нужны эти построения?! Это же идиотизм!” – “Чтоб было!!!” – дико взревел он в ответ, – ну да, известный прием: отсутствие аргументов компенсировать повышением голоса; а “чтоб было!” – ответ достойный, глубоко аргументированный, ничего не скажешь. И тотчас за этим, уже почти мне вслед, вдруг тихо, мягко, этак по–дружески, как он всегда разговаривает наедине, без толпы зрителей, посоветовал мне... побриться. Хотя никогда раньше не обращал внимания на то, брит я или нет – в отличие от всех этих макаров, агрономов, одинцовых и пр. К чему бы это он? Хотел показать, что ко мне тоже легко можно прицепиться, что ли – вот хотя бы к тому, что небрит, типа “неопрятный вид”, нарушение соответствующего пункта ПВР, что ли? Идиотизм какой–то, короче... Но сказать о построениях ему было нечего.

Особенной сказкой теперь, кстати, будут комиссии и ритуальное прятанье всего и вся при их приезде. Теперь сумки в каптерку – а назад–то их уже не достанешь, фигушки, дудки!! Ключ–то теперь не у завхоза, а у этой остервенело–злобной мрази, бывшего завхоза 2–го. И тот будет выпендриваться, куражиться, злобно визжать и глумиться над тобой, если только ты смиренно подойдешь к нему и попросишь открыть. Когда ему удобно – он, так и быть, откроет, но никак не тогда, когда надо тебе. Он уж покуражится над тобой всласть, досыта, будьте покойны: хоть совсем малюсенькая, а власть; тебе надо взять свою сумку из каптерки – и в этом ты зависишь от него, и обойти его никак не получится, и тут уж он на тебе вовсю оттянется, вдоволь поглумится и поугрожает своими кулаками... Чистейший “административный восторг” по Достоевскому.

Кстати, хотя барак и кирпичный, его не сожжешь, – но пристройка–то к торцу, в которой 2 “курилки” (верхняя и нижняя), раздевалка и эта самая каптерка – деревянная. Если ее снизу облить бензином и поджечь – она вспыхнет как сном соломы (тем паче, ее на днях со стороны лестницы еще и покрасили масляной краской)...

13–40

Утренняя проверка не сходилась, и Окунь проверял сперва 114–ю бригаду по карточкам – не помогло, – тогда начал проверять весь отряд по списку. Тот, кого не хватало, был на букву “Н” – слава богу, до меня не дошло.

Потом – нудное, унылое построение у столовой после обеда, но хоть не такое долгое, как обычно, – один 11–й отряд. Самый злобный из “козлов” (которому осталось чуть меньше меня) авторитарно, личным приказом (Палыч ли его настропалил, или он сам – не знаю. Палыч мог бы все то же самое сказать и лично.) на днях реформировал всю систему заготовки и раздачи баланды 11–му бараку в столовке. “Красные” теперь не стоят толпой у окошек, получая (“снимая”) сами баланду и хлеб, – велено, чтобы им тоже все приносили те же заготовщики. Но зато и мисок велено “козлом” брать ровно столько, сколько пришло людей, т.е. в обед 1–е и 2–е – в одну миску. И если ты не доел первое, не освободил миску – твои проблемы, всем плевать, другой тебе не положено. В общем, та же идиотская система, что была здесь и раньше – я полноценно отведал ее еще на 13–м...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное