Буреполомский дневник

Пока писал – явился сигаретчик и отвлек, как всегда, своей возней.

Да, в общем–то, все ясно. Они торчат в проходняке, стоят, болтают, звонят, пор одному, по двое (трое уже не влезут), совершенно не обращая внимания на меня, как будто кроме их друзей, в проходняке вообще никто не живет... Наглая, глупая молодежь, – но дело тут не в возрасте, а в изначальной, генетической испорченности, неполноценности, которую никакой возраст не исправит. Untermenschen – вот как это называется. Особенно “приятно”, когда я ем – а они стоят тут же, в сантиметрах каких–то от меня – что называется, “над душой” – и мило болтают, щебечут, ничего не замечая, как будто так и надо. Или когда я прихожу с “фазы” с горячим чайником – а проходняк забит, и приходится поневоле просить их выйти, пропустить – хотя вообще я стараюсь без крайней необходимости с ними не разговаривать...

26.10.10. 8–22

Умудрился–таки вчера заболеть, хоть и ненадолго. Ночью с позавчера на вчера проснулся во 2–м, что ли, часу, – чувствую: температура, озноб, и горло болит, и кашель.. В общем, картина ясна. Принял аспирин, взял сосать леденец от кашля, уснуть уже так и не мог до подъема; но перед подъемом температура неожиданно прошла прошиб пот. В таком состоянии поперся еще на зарядку (хоть обдует, думаю, холодным ветром – против температуры это помогает), на завтрак (поймал там большого серого кота, взял на руки, погладил, послушал его урчание – и стало полегче :). Позавтракал остатками колбасы (дал тогда кусок этому блатному азиату – теперь вот не хватило себе на 3–й бутерброд...), лег – состояние по–прежнему болезненное, тяжелое, температуры нет, но жарко, по временам начинает гореть лицо, и – жутко колотится сердце, дрожит и бьется сильно, ускоренно, – с чего бы это?! (Хотя не как в детстве, когда были приступы тахикардии, но потом проходили – а тут просто дрожит и бьется ускоренно.) В баню, конечно, не пошел, – вчера был понедельник, и так решился мучавший меня вопрос о бане (теперь каждый поход туда – это тяжелое испытание). Долежал с бьющимся сердцем почти до самой проверки, а к 2–м часам пошел в ларек.

Там я пропотел так, что ни о какой температуре, конечно, нет могло быть и речи. :) Безумно долго стояли, пока кассирша, работавшая в этот раз в одиночку на 2 окна, закончит пробивать в том окне и подойдет к нашему. Я боялся, что, пока стоим, а другие покупают, кончатся свежие 7–рублевые булочки, но, слава богу, обошлось. (На вчерашний обед и на сегодняшний завтрак пошли мне эти булочки. Колбасы в ларьке не оказалось, но у меня, к счастью, еще оставался паштет.) Половины нужного в ларьке не было, продавщица обещала завоз сегодня, но я уже не пойду – хотя мог бы, наверное, теперь попасть и не в “свой день”: на ворота, убрав прежнего злобного сучонка с 11–го, поставили теперь моего хорошего знакомого по 11–му (потом он был на 1–м, сейчас на 3–м), которого как–то раз стал я расспрашивать насчет родного ему украинского языка, – сам он из Молдовы, на год старше меня, добродушный такой, но здоровый – если ударит, только держись. Помню, просил я его тогда даже говорить со мной по–украински; он не стал, но здоровается с тех пор со мной очень дружески.