Читаем Буреполомский дневник полностью

“Хотя, если честно, примешивается к этому моему чувству радости и некая грустная нотка. Ты права во всем, конечно, – что уехала, что тебе там лучше, что своего будущего не связываешь с этой проклятой страной и даже гражданство не хочешь сохранять. Ты уехала – и можешь все забыть, и начать жизнь заново, и жить для себя, – и еще достигнешь в этой жизни многого, многого... А мы остаемся тут, – как в том известном анекдоте: “Это наша родина, сынок!”. “Мы живем, зажатые железной клятвой”, – помнишь, у Маяковского? Да, я сам выбрал свой путь, и ни о чем не жалею, и не хочу уезжать – ну кому я там нужен? и как начать жизнь с нуля, даже языка не зная, когда тебе уже под 40? – но все же мне чуть–чуть жаль, что здесь все известно заранее, и все так жестоко безнадежно, и нельзя отказаться от этой борьбы, и нет никакой надежды ее выиграть – и в результате все равно придется отдать жизнь ни за понюх...”

Утро воскресенья. Я не завтракаю – нет хлеба. Сигаретчик обещал вчера, зайдя к вечеру, принести с ужина пайку – и, конечно, обманул; впрочем, видимо, он и в самом деле не ходил на ужин, в толпе идущего оттуда 10–го барака я его не видел. Колбаса есть, масло есть, а хлеба нет, – еще один кадр из этого фильма ужасов про русский идиотизм, про эту жизнь, где всегда все наперекосяк... Главная нота жизни здесь, на зоне, сейчас (для меня, по крайней мере) – опять ждут какую–то “очень важную” и очень страшную комиссию. Когда она приедет, точно неизвестно. Завтра начинается новая неделя, 17–я до конца: понедельник – с утра баня, днем ларек; среда и четверг – шмоны; с субботы – длительная свиданка с матерью, предпоследняя. Хорошо бы, хоть на этой неделе комиссия (завтра начинающейся, точнее), а не после свиданки, когда будет полный баул жратвы – и если его утащат в каптерку, разворуют там, да еще в ларек, кроме “своего дня”, не будут пускать, – я буду голодать здесь, как не голодал, слава богу, с карантина, с первых дней приезда сюда...

Разменял сегодня 4 месяца до конца. Постепенно, все больше и больше, можно уже подводить итоги случившегося (со мной) – точнее, отсиженного. Увы, “исправить” меня эта “исправительная колония” так и не смогла за все годы, как ни старалась. :)) Я остался все таким же – только ненавижу теперь ИХ всех гораздо сильнее и, так сказать, суровее, спокойнее, без вспышек – методичной, сосредоточенной, беспощадной ненавистью. Эту Систему, это проклятое государство, замешанное на рабстве и не меняющееся веками, несмотря на все смены декораций, неспособное измениться по сути. И это тупое, рабское, покорное быдло, этот пьяный сброд, населяющий 1/6 часть туши – благодаря которому, кнутом и пряником, заискиваниями и террором, ментовской дубинкой и повышениями пенсий которому держится Система, покупая каждый раз благосклонность “электората” и невмешательство в ее дела... Я ненавижу их так, как только может ненавидеть свободный человек эту толпу рабов, по приказу своих изуверов–вожаков стремящуюся надеть и на него ярмо и колодки. Нет тут ни правых, ни виноватых, ни угнетенных, ни угнетателей, – есть только мерзкая, зловонная биомасса, одновременно рабски–покорная перед сильным и злобно–агрессивная к слабому, а тем паче – к непохожему, к чужаку типа меня. Их всех, всех, и “верхи”, и “низы” – в печь; их не жалко уничтожить без остатка, разрушить здесь все дотла, от госструктур до зданий и памятников, их храмы, их кремли, их Лубянку!.. И распахать, и засеять солью, чтобы ничего не росло вовеки...

22.11.10. 8–25

Комиссия вроде б все же приехала, – вчера вечером, перед самой проверкой, по этому поводу всех собирали в... блатной секции! Ну да, “культяшка” занята, там живут блатные; на улице, говорили, мороз был уже минус 15°, – где еще остается? Я не хотел идти, а когда все же подумал – не заглянуть ли, постоять в дверях, за спинами, как обычно (хотя ясно, о чем будет речь...) – насекомые уже ползли оттуда обратно. Что–то быстро на сей раз им прочистили там их тараканьи мозги – пары минут хватило!.. :) Сказали, судя по разговорам, чтобы не ходили по зоне в одиночку, только толпой (тем паче, назавтра – баня и ларек), и – о, чудо чудное, диво дивное! должно быть, волк в лесу сдох!! – объявили там же решение: гасить свет в 10 вечера, сразу, как отбой! И погасили!!! Я не мог поверить своим глазам, когда это увидел...

Понедельник. Комиссия не комиссия – но у столовки “мусоров” опять не было вообще (как и вчера один раз – в ужин, кажись), все пока тихо–спокойно. С ночи пошел небольшой снежок – и потеплело, мороз еще есть, но не сильный. Зато – сбылось мое предчувствие; и я, право, не думал, что оно сбудется так легко и быстро... Не понадобились даже 40–градусные морозы, хватило и 15°, с первого же раза, в ноябре еще (и зима–то календарная не успела начаться) – как от первого же мороза накрылась медным тазом баня!! :))) Та, новая, деревянная, с железной бочкой–цистерной в качестве бака для воды. Греют эту

8–50

Перейти на страницу:

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное