Буревестник

Девушка открыла свои, казавшиеся теперь особенно большими, прекрасные, дикие глаза и, устремив на него далекий еще сонный взор, прошептала:

— Кто это?

— Я… тише… ш-ш!..

Девушка вздрогнула и, приподнявшись, оперлась на локоть.

— Вы, дядя Силе?

Он пододвинулся, и Маргарита почувствовала, что от него разит водкой.

— Голубушка…

Она оттолкнула его:

— Перестаньте, дядя Силе! Ступайте прочь! Я буду жаловаться…

Она замялась: кому в таких случаях можно жаловаться?

— Я буду жаловаться капитану!

Прециосу это показалось так смешно, что он хихикнул и полез было целоваться, но она резким движением отодвинулась от него и толкнула спавшую подругу. Та пробормотала что-то спросонья.

— Кто это! Кто там? — громко спросил чей-то голос с другой стороны.

Маргарита отодвинулась еще дальше и посмотрела на него своими темными глазами. Прециосу был в ярости: она нарочно разбудила подруг, чтобы над ним посмеяться.

— Погоди, я тебя проучу, — прошипел он, вскакивая и быстро удаляясь. — Будешь ты у меня помнить!

Одна из девушек приподнялась и посмотрела ему вслед.

«Не беда, — думал Прециосу, шагая босыми ногами по палубе. — Скажу, что не я — в безлунную ночь можно и обознаться». Он все еще не мог успокоиться и постучал к Прикопу:

— Прикоп! Спишь?

Кто там? Ты? Заходи — дверь не заперта.

Прециосу вошел. В каюте было темно и пахло табачным дымом и потом. Он присел на край койки и начал рассказывать Прикопу о только что постигшей его неудаче.

— Она свела меня с ума, понимаешь? — возбужденно шептал он. — Не знаю, что мне делать. Помоги мне, Прикоп, поговори с ней, обещай ей, что…

— Не учи, знаю я, что ей сказать, — сонным голосом пробормотал Прикоп. — Я тебя понимаю. Ладно, поговорю…

— Она грозилась, что будет жаловаться капитану! — воскликнул Прециосу.

Прикоп тихо рассмеялся.

— Покажу я этому капитану, — ворчал Прециосу. — И ему и всем этим господам! Если они — командный состав и образованные, так это еще не значит, что они выше меня!

— Пора посадить эту сволочь на место, — поддакнул Прикоп, — научить их уважать партию! Плевать тебе на капитана! Ты человек с будущим — у тебя все впереди, Силе, ты сам удивишься, когда увидишь, куда тебя выдвинет партийная работа. Скажи, например: год назад ты был секретарем?

— Не был, — уже спокойнее проговорил Прециосу.

— Ну так вот: а через год ты, может, еще повысишься… попадешь в райком, как знать?

— Ну, это уж ты слишком, — запротестовал Прециосу, — я с тобой серьезно говорю!

— Я тоже. Что же ты нашел в этом невозможного?

Прециосу с достоинством пожал плечами, чего собеседник в темноте не видел:

— Невозможного, конечно, в этом нету… — процедил он.

— Вот видишь! Что же касается этой девчонки, то будь спокоен. Я тебя понимаю. Обещаю с ней поговорить, хотя она отчасти тоже права: ты без всякой подготовки лезешь к ней, да еще при других… Я ее тоже понимаю. Я вас всех понимаю…

XXII

Мысль, зародившаяся в мозгу господина Зарифу после разговора с Василиу, произвела в нем целый переворот. Он, правда, давно надеялся, давно уже мечтал обо всем этом, не смея, впрочем, даже самому себе признаться в своих замыслах: слишком уж они были смелы. Кроме того, — что из окружающей действительности их оправдывало? Что давало право и повод надеяться? Кругом был новый, чужой, враждебный ему мир, в котором для него, Зарифу, не было настоящего места, а было лишь местечко в бухгалтерии одного государственного учреждения с зарплатой, которая равнялась одной сотой или даже одной тысячной его прежних доходов. В часы бессонницы, задумываясь над будущим Анджелики, — таким, каким он его желал, — и сравнивая его с тем, что, по всей вероятности, ожидало ее при нынешних обстоятельствах, он обливался холодным потом.