Буревестник

Он был теперь в самой гуще рыбаков, выделяясь среди них — за исключением Космы — своим ростом. Его дешевый городской костюм и башмаки мешали ему слиться с их толпой, но это, по-видимому, нисколько его не смущало. Он чувствовал себя как дома среди этих, похожих на него, здоровенных, плечистых, загорелых людей — рыбаков из Даниловки, Сфынту-Георге и Мангалии.

— Емельян Романов неправ, — сказал инструктор. — Раньше, действительно, ремесло наше было опасное. Немудрено было и потонуть. А теперь у рыбака есть пловучая база — пароход. Лодку подняли лебедкой на борт, а сам — отдыхай. Верно я говорю?

Люди молчали: то, что сказал чужой человек в городском платье, было верно. Что правда, то правда.

— А еще, — продолжал он, — вот что: здесь кто-то сказал, что вы чуть не потонули. Разве при таком ветре можно потерять лодку, потонуть?

Налетевший шквал жалобно, как в струнах скрипки, отозвался в зазвеневшем такелаже; пахнуло холодом. Пароход тяжело опустился в открывшуюся под ним пропасть. Рыбаки молча слушали говорившего. Емельян Романов внимательно к нему приглядывался. Симион Данилов не мог отвести от него глаз.

— Сразу видно, что не моряк, — пробормотал он насмешливо, но не очень уверенно. — В конторе, должно быть, на стуле сидел, теперь на пароход попал, а внизу-то ведь, в море, совсем другое дело…

Некоторые засмеялись. С достоинством раздвинув толпу, появился председатель профсоюза Прикоп.

— Я их понимаю, — сказал он. — Погода, конечно, для промысла плохая. База должна была бы быть миль на десять ближе. Нас слишком далеко отнесло, — продолжал он, не глядя на нового инструктора.

Тот окинул его проницательным взглядом и, словно не расслышав, что он сказал, обратился к Симиону:

— Внизу, говорите совсем другое? — сказал он сдержанно, но тем же насмешливым тоном. — Да? Совсем другое? А когда лодка была кулацкая и снасть кулацкая, рыбаки тогда, по такой погоде, что делали? Бросали все и укрывались на пароходе?

— Ха-ха-ха! — громко рассмеялся Ермолай. — Парохода тогда и вовсе не было! А у кулака разговор был короткий — так с тобой расправится, что не обрадуешься.

Симион не поднимал глаз. Емельян молчал, уставившись на инструктора и упорно думая о чем-то своем.

Тот, между тем, продолжал допекать Симиона, у которого был негодующий и в то же время растерянный вид.

— Что приходилось делать рыбаку, если он терял снасть? Приходилось за нее платить. А потеряв лодку, можно было проститься с жизнью. Нынче не то — нынче жизнь рыбака в безопасности. Так неужто вы народное-то достояние будете беречь меньше, чем кулацкое? Разве это дело? Ведь государство тоже может потребовать вас к ответу. Есть закон, есть суд. Но мы смотрим на государственное имущество, как на наше собственное, — закончил он, обращаясь уже не к Симиону, а ко всем.

Симион понял намек и попятился, смешавшись с толпой.

— Разве я один? — презрительно заметил он, пожав плечами. — Поговорите с ними тоже — нас девять человек было.

— А старшина ты! — резко заметил Симиону Лука.

Человек в синем костюме поглядел на остальных членов бригады, которые стояли пристыженные, сконфуженные, сердитые.

— Они тоже хороши. Если старшина струсил, они должны были его остановить.

Симион вызывающе, в упор, посмотрел на инструктора:

— На пароходе-то хорошо разговаривать… В море другое дело…

Инструктор пристально, сузившимися глазами, поглядел на Симиона:

— Это верно… — сказал он, сухо, невесело рассмеявшись. — На море — другое дело…

И громко прибавил:

— Лодки нужно вернуть. Кто охотник?

Никто не отвечал. Палуба то вздымалась, то уходила под их ногами. Люди с трудом держались на ногах. День был пасмурный, серый. Жалобно завывавший в такелаже фок-мачты ветер кружился вихрем, по свинцовому морю ходили белые пенистые гребни.

Рыбаки глядели на нырявшие в волнах куттеры, то на поднимавшийся, когда опускалась палуба, то опускавшийся, когда она поднималась, горизонт и упорно молчали.

Первым вызвался Емельян.

— Я пойду.

— И я, — еще лаконичнее проговорил Лука.

— И я с ними, — сказал великан Косма.

После него откликнулась бригада Ермолая: первым Андрей, потом сам Ермолай, потом еще один:

— Мы тоже!

Инструктор поднял руку:

— Довольно. Шестерых хватит!

И прибавил, обращаясь к Николау:

— Распорядитесь, если можно, спустить нам лодку.

Николау вздрогнул и торопливо проговорил:

— Можно, товарищ… Даже две, если хотите! Инструктор окинул его беглым взглядом и снова повернулся к Емельяну и Луке. Послышался грохот лебедок. Над палубой повисли тросы. Матросы завели под днище лодки строп из пенькового троса.

Боцман, дядя Мариникэ, размахивая руками, командовал лебедчиками. Вскоре лодка, скользя на блоках, уже раскачивалась над бурным морем.

Опустив голову, Прикоп задумчиво побрел к себе, на жилую палубу. Проходя мимо старшего механика, стоявшего облокотясь на планшир и видевшего все, что произошло, он услышал его неизменное: «фиу-фиу-фи!»

— Видел, Прикоп? — сказал Стяга. — Видел, голубчик?

— Что?

— Видел конторщика?

— Видел…