Продрогший Петров решил где-нибудь посидеть, отогреться, да и поесть не мешало: постился со вчерашнего вечера. Нащупав в кармане одиноко шелестящую ассигнацию, он пересёк улицу и подошёл к трактиру, маленькие полукруглые окна которого были почти вровень с тротуаром. С визгом отворилась разболтанная дверь, и в нос ударило густым смешанным запахом дыма, пива, жареного мяса, пряных восточных блюд.
Петров осторожно спустился по каменным стёртым ступеням и вошёл в зал. Здесь было душно и сыро, как в бане. Низкий сводчатый потолок блестел от влаги, мокрыми были и нештукатуренные стены, и пол, посыпанный грязными опилками. В каменной нише малиново светились подёрнутые тончайшей седой плёнкой угли; чад от жаровни вместе с табачным дымом и паром, поднимающимся от тарелок, образовал сизую туманную завесу, в которой, словно призраки, мелькали шустрые половые в длинных, ниже колен, белых рубахах, перетянутых в талии красными шнурами с кистями.
Лица людей, сидевших за столиками, были почти не различимы. Трудно было и услышать что-нибудь, кроме деревянного бреньканья пианино, в многоголосом гуле, лишь изредка откуда-то из полутёмного угла взметывалась пьяная песня или звякала посуда, подброшенная ударом кулака о столешницу.
«Вот я и на дне, — усмехнулся Петров. — Так сказать, в кругу своих будущих подопечных».
Посетители трактира – грузчики и мастеровые, моряки и контрабандисты, проститутки и бродяги, солдаты и мелкие чиновники, весь этот разнообразный портовый люд, видимо, в равной степени привлекал внимание сыщиков и революционеров, которые тоже наверняка были завсегдатаями этого ничем не примечательного трактира, каких в городе десятки.
Петров прошёл за указанный ему свободный столик, заказал большую рюмку водки, бутылку белого сухого, пару громадных китайских пельменей и жареных трепангов под рисовым соусом. Бойкий черноусый малый с несвежим полотенцем через плечо моментально принес заказанное.
— Приятно кушать! — весело сказал он и скрылся в дымной завесе.
Первым делом Петров выпил водку. Тепло растеклось по груди, опустилось в ноги, которые приятно отяжелели. Вкусная острая еда, жадно поглощаемая им, вызывала жажду, он то и дело утолял её кисленьким прохладным вином, с наслаждением чувствуя, как наливается сытостью и теплотой тело.
Закурив, он окончательно пришёл в благодушное настроение, но тут же начал подтрунивать над собой: «Сыт, пьян, нос в табаке – и больше тебе уже ничего не нужно. Неужели обед в гнусном кабаке в обществе подонков – твой удел?» Ему вспомнились мясистые щёки Заваловича. «Этот боров, наверное, обедает в «Золотом Роге» в отдельном кабинете с какой-нибудь мадемуазель Фифи или Мими… Ну ничего, и мы там будем! Дайте только… дайте только срок: будет вам и белка, будет и свисток!..»
— Будет тебе свисток – полицейский! — пробормотал Петров, очнувшись от громкого забористого мата и тотчас вернувшись из фешенебельного ресторана в грязный трактир.
— Чего изволите-с? — подлетел половой с подносом на растопыренной пятерне.
— Ничего, братец. Получи с меня.
— Сию минуточку!
— Человек! — гаркнул официанту здоровенный мужик с широкой багровой рожей мясника. — Челаэк! Я форшмак просил, а ты чего припёр? Какого-то жареного антихриста! Форшмак, понимаешь? Это селёдка молотая с луком да перчиком посыпанная. Тащи живей, деревня!
Сидящий неподалеку щуплый рябой солдат сказал своему соседу в чёрном матросском бушлате:
— Так ось воно шо таке! Надысь поручик Лилеев зъездив мени пид око и казав: «Я з тоби, стерва, форшмак зроблю!» А шо таке форшмак, не казав…
— А ты, дуралей, пошто сдачи не дал? Он тя в глаз, ты его в другой, вот и были бы квиты! Равное правие теперя, свобода… Про царский манифест-то слыхал?
— Чув, но не бачив. Балакают, шо не про нас це писано…
— Как это не про нас! Мы што ж, не люди?..
За другим столиком, стоявшим в углу, сидели двое – интеллигентного вида господин в пальто с каракулем, в пенсне на чёрном шнурочке и рабочий в потёртой кожаной куртке, с серым лицом и висячими мужицкими усами. Они тихо разговаривали. Когда господин в пенсне, доказывая что-то, повысил голос, рабочий, зыркнув глазами по сторонам, урезонил собеседника:
— Потише, товарищ Василий. Мы не на митинге…
«А говорят: гусь свинье не товарищ! — усмехнулся про себя Петров. — Подозрительная парочка! Да и вообще трактир любопытный, надо будет почаще здесь бывать… Но пока… пока я ещё не на службе, и жалованье мне не идёт».
Он отвернулся и стал смотреть на компанию живописно одетых молодых людей, к столу которых чаще всего подбегали официанты и где то и дело стреляло пробками шампанское. Топтавшийся возле Петрова половой, перехватив его взгляд, пояснил:
— Контрабандисты гуляют… А вон тот, в клетчатом пиджаке, – шкипер ихний, Синицын… — И, не скрывая зависти, добавил: — Фартовый мужик, деньги лопатой гребёт!
Петров небрежно бросил на стол ассигнацию, однако сдачи дождался. Запахнул поплотнее пальто и вышел на улицу.
Глава II