— То, что Шпур предал восставший гарнизон, этого следовало ожидать, — медленно заговорил он. — Помнишь, я предупреждал?.. Но дело не только в нём. Революция в целом подавлена по всей стране. Это произошло потому, что РСДРП, расколотая на большевиков и меньшевиков, не смогла по-настоящему возглавить революцию; потому, что рабочие не добились тесного союза с крестьянством; потому, что армия не поддержала народ… Правда, у нас здесь получилось скорее наоборот… Беда в том, армия, состоящая в основном из крестьян, находится под сильным влиянием кадетов и эсеров – ланковских и шпуров. Только тогда революция будет иметь успех, когда весь народ, то есть рабочий класс и крестьянство, поддержанные революционной армией и возглавляемые рабочей социал-демократической партией, разом обрушатся на царизм и буржуазию! Вот так я разумею…
Назаренко бросил в огонь окурок, встал и подошёл к столу.
— Готово, Петя? Давай-ка её сюда. Так, так… Хорошо… Ишь ты, даже меня процитировал: «Только подумать, как фарисейски заботятся о воде и как беззаботно проливают кровь!» Ну что ж, пусть будет. А вот здесь, в конце, надо усилить… Ты написал: «Вечная слава павшим за свободу! Вечное проклятье убийцам и осквернителям!» Это правильно, но этого мало. Нужен конкретный боевой призыв. Давай добавим: «Долой царское самодержавие! Да здравствует РСДРП!» Не возражаешь? Ну и отлично!
— А где печатать будем? — спросил Починкин.
— Да, это проблема… Попробую уговорить одного знакомого типографщика, он вроде сочувствует нам. Не удастся – размножим на гектографе. А вообще надо организовывать свою типографию, подыскивать наборщиков и печатников. На днях мы оформимся как группа РСДРП, и без друкарни, как говорят мои земляки хохлы, ни як неможно. Степан, это дело поручаем тебе. У военных много типографий, разузнай осторожно, кого можно привлечь на нашу сторону.
— Есть! — ответил матрос.
— Ванька Рублёв, кажись, бывший типографский, — напомнил Васятка.
— Точно, — подтвердил Степан. — Его почему-то перевели на «Скорый», мы уже с неделю не виделись…
Иван Рублёв действительно уже неделю служил в дивизионе миноносцев, точнее, на «Скором», и за всё это время ни разу не был в городе, как, впрочем, и все остальные моряки Сибирской военной флотилии; это было вызвано введением в крепости осадного положения.
Из приказа по Владивостокской крепости № 13008.
«Впредь до особого распоряжения прекратить увольнение нижних чинов Сибирской военной флотилии в город за исключением случаев особой надобности и то только командами, не позднее 5 часов вечера; одиночных же людей увольнять только по делам службы и при служебных билетах…»
Но сегодня Ивану повезло. Утром его вызвал к себе в каюту командир «Скорого» старший лейтенант Штерн и приказал отнести к нему на квартиру пакет.
Сорокалетний, поджарый, с худым аскетическим лицом, светло-голубыми глазами, бритым безгубым ртом, Штерн был офицером русского флота в третьем поколении, остзейским бароном по рождению и аристократом по воспитанию. Он не любил многих старших командиров за то, что они, за редким исключением, парвеню, кухаркины дети. Особенно это относилось к покойному адмиралу Макарову, сыну владивостокского прапорщика, выслужившегося из солдат. Другое дело прибалтийские бароны генералы Бильдерлинг, Штакельберг, Тизенгаузен, адмирал Фельдгаузен и другие. С нетитулованными офицерами Штерн был высокомерен, даже если находился в одном чине, ну а матросов вообще не считал за людей, относя их к одушевленным предметам корабельного имущества и соответственно с ними обращаясь…
— Вот тебе пакет и рубль на дорогу. Это адрес. Пакет вручишь лично барыне. Ты ведь её знаешь?..
— Так точно!
— Ступай.
Иван вышел из каюты и сразу же нос к носу столкнулся с минноартиллерийским содержателем Яковом Пайковым. Этот угрюмого вида детина с квадратной челюстью не понравился Рублёву с первого дня, он почуял в нём заводилу, атамана, а поскольку сам с детства привык пребывать в таком амплуа, догадывался, что рано или поздно им придется сойтись на тесной дорожке. Пайков, очевидно, тоже понимал, что новичок не из тех, кого легко подмять под себя, поэтому не трогал его, но исподволь присматривался.
— Ты чего это к командиру шастаешь? — с подозрением спросил Пайков.
— А тебе какое дело?
— Смотри, у нас ж…лизов и доносчиков очень не уважают. Сыграешь в одночасье за борт!
— Пошёл ты!.. — лениво ответил Рублёв, но, видя, что Пайков все ещё заступает дорогу, и озлясь, рявкнул: — А ну отвали!
Отодвинул его плечом и, не оглядываясь, пошёл к трапу. Ивану было наплевать, что думает о нем этот бугай. Получив у мичмана Юхновича увольнительный лист, он оделся, сошёл на берег и, посвистывая, направился в Офицерскую слободку.