Бургомистр

— Как любая прокламация, — сказал Редлих. — Её задачей было разбудить низменные инстинкты населения. Мои германские покровители, Гелен и Канарис, прекрасно отдают отчёт в том, что в Россию не привезёшь негров из Африки и она слишком велика, чтобы тотально уничтожить всё население. Поэтому рано или поздно, но потребуется политическое решение. Очень вероятно, что ваше административное построение один из камешков в основании будущего решения.

— Если немцы победят, — сказал я.

— Я почти уверен, — сказал Редлих, — что победы не будет в том смысле, как обычно она понимается, поверженная Москва или поверженный Берлин, парад победы и прочее в том же духе. Когда стороны выдохнутся в противостоянии, они начнут договариваться о разделе интересов и территорий. Здесь как раз и появляется зазор для нового русского государства, без большевиков.

— Насколько я понимаю, Москва начнёт усиливать партизанское движение на оккупированных территориях, — сказал я. — Если немцы будут срывать злобу на мирном населении, тогда каюк всем возможным политическим решениям. Как вы, наверное, знаете, Наполеон в 1812 году обещал русским крестьянам освобождение от крепостного права, а они пошли за дворянами в Отечественную войну. Выходит, что не поверили крестьяне французу. Ваши покровители это понимают?

— Понимают, — сказал Редлих. — Но они, к сожаленью, не всесильны. Мы реально ничем не можем помочь нашим военнопленным. Немцы оказались не готовы к такому количеству, около четырех миллионов красноармейцев, да и не очень-то хотят тратить на них продовольственные и медицинские ресурсы. Смертность страшная, думаю, что подавляющее большинство погибнет.

— Четыре миллиона за пять месяцев боёв?! Доруководились страной товарищ Сталин и компания. Ни при одном царе супостате такого разгрома не было. Нам бы этих бойцов в РОНУ.

— Об этом можно только мечтать, — сказал Редлих. — На сегодняшний момент действует категорический запрет фюрера на формирование русской освободительной армии. Я организую вашу встречу с адмиралом Канарисом. Если немцы возьмут Москву, вы получите официальное приглашение на парад вермахта на Красной Площади. Если их остановят, тогда встреча будет в начале будущего года…

— — — — — — — — — — — — —

— Мне страшно, — сказала ночью Анна. — Говорят, что в соседней Брянской области в одной деревне партизаны старосту, назначенного немцами, повесили, а его жену и детей в доме заживо сожгли. Говорят ещё, что в Брянских лесах партизан тьма. Зря мы, наверное, в это всё ввязались.

— Теперь уже поздно, — сказал я. — Теперь только воевать. Каминьский настроен решительно.

— Дикий он человек, — сказала Анна. — Опустошённый, для него война плохо закончится.

От генерал-майора Брандта поступил приказ: сформировать полк численностью не менее двух тысяч человек и направить в район Клетнянских лесов в распоряжение немецкого командования. Иметь с собой месячный запас продовольствия.

Доставивший приказ немецкий офицер прокомментировал: готовится операция по нейтрализации «бандитов», как он выразился. Немецкий пехотный полк плюс ваши «орьли», сказал он на коверканном русском. Участились подрывы железнодорожного полотна, «в разгар наступательной операции это никуда не годиться». Командование приняло решение СС не привлекать, сказал офицер, СС признаёт только тактику выжженной земли, вермахт таких методов чурается.

— Сколько партизан в Брянских лесах? — спросил Каминьский.

— Точно неизвестно, — поморщился офицер. — У жителей на лбу не написано, кто он. Не думаю, что много, не более тысячи. По агентурным данным, костяк составляет диверсионный отряд «Митя», состоит из чекистов и спортсменов, этих человек сто. Но один маленький вошь весь улей будоражит, как у вас говорят.

— А что под Москвой? — спросил я.

— Под Москвой идут бои, — уклончиво ответил офицер.

Морозы стоят страшные, под сорок. Представляю, каково сейчас солдатикам в окопах. Поэтому «командировочных», так решили назвать отправляемых на совместную операцию с вермахтом бойцов РОНА, экипируем серьёзно, каждому тулуп, вязаные носки, сменная пара валенок, в обозе достаточный запас провизии и первача. Отправляем только тех, кто не старше тридцати, они холод легче переносят. Немецкий офицер смотром остался чрезвычайно доволен: «Блестящие результаты за столь короткий период. Они действительно все искренне ненавидят большевиков?»

— Проверим в бою, — сказал Каминький. — В душу не заглянешь, а вот присмотреть можно за каждым, тем более в боевой обстановке. Наши солдаты точно знают — любая попытка перебежать к красным карается расстрелом на месте. Да и вряд ли их там ждут с распростёртыми объятиями.

— Хорошо, — сказал офицер и посмотрел на часы.

— Не желаете ли отобедать? — я проявил радушие гостеприимного хозяина.

— С удовольствием, — сказал немец. — Очень уж у вас холодно, в вашей родной стране.

— Кстати, как у вас с еврейским вопросом, — спросил он после сытного обеда. — Вермахта это не касается, но господа из СС проявляют любопытство. К вам ещё не приезжали?