Бургомистр

Конечно, не всё так радужно, как мне хотелось бы. В город пришло много окруженцев. Люди среди них разные. Есть очевидно просоветские. Из городской больницы прислали нарочного, попросили меня и Каминьского срочно приехать.

— Не знаю, что делать с этим лейтенантом. Иванов фамилия, — сказал главврач. — По уму, его бы одного в палате оставить, но раненых очень много, у меня каждый миллиметр пространства на вес золота. Да вы заходите, сами посмотрите.

Я вошёл в палату. В койке у окна полусидел на высоких подушках старший лейтенант с бледным обескровленным лицом. «Тяжелое ранение в живот, — шепнул врач. — Его бойцы пятьдесят верст на носилках тащили, как выжил, уму непостижимо. Видно, человек со стальным характером».

— Ты, что ли, главная шкура? — спросил старший лейтенант.

Раненые, человек двадцать, молча уставились на меня.

— Глава администрации Локотского уезда Воскобойник Константин Павлович, — ровным тоном представился я. — Если бы не наш лазарет, пел бы ты сейчас строевую песню в другом мире, старлей.

— Не твоё, сука, дело, — сказал старший лейтенант. — Продались за краюху хлеба. Русские люди на фронте гибнут, а вы тут с немцем лясы точите, иуды.

— Я сам воевал, — сказал я. — Поэтому раненых не добиваем и не бросаем в лесу умирать. Хотя по закону военного времени имею полное право расстрелять тебя за враждебные разговоры. Выздоровеешь, тогда поговорим. Это всех касается, — я обвёл взглядом раненых. — Понятно?

В больничном коридоре Каминьский сказал мне: «Опасный зверь. Выживет, начнёт народ будоражить. Таких оставлять нельзя».

— Расстреливать раненых не будем. Не будем уподобляться красным.

— С лекарствами у нас плохо, — сказал Каминьский. — Глупо получается, на ноги поднять, а потом расстрелять.

Через два дня я увидел фамилию старлея в списке умерших в больнице. Я посмотрел на Каминьского и промолчал.

— — — — — — — — — — —

Вечерний визитёр был одет в немецкую форму без знаков различия. Всю долгую дорогу от Смоленска он проделал в штабном автомобиле в сопровождении двух мотоциклеток охраны.

— Редлих Роман Николаевич, — представился он. — Сотрудник 12 отдела Генштаба «Иностранные армии Востока».

— Садитесь, — я показал на стул. — Выпьете что-нибудь?

— Выпью, — сказал Редлих. — У меня с собой баварский коньяк. Не французский, конечно, но пить можно.

Мы оба были дико уставшие, он — после дороги, я после кошмарных событий сегодняшнего дня.

Сегодня ранним утром произошло первое столкновение с партизанами. Взвод РОНА в окрестностях Локоти находился на тренировочном марш-броске, без оружия, это страшное упущение Каминьского. Их накрыли пулемётными очередями, положили всех, тридцать человек.

Бригаду подняли по боевой тревоге. «Москва наконец заметила нас», — грустно констатировал Каминьский.

Бригада пошла в преследование по следам на снежных полях. Настигли в районе деревни Балымово. Диверсионная группа отбивалась отчаянно, по слаженности боя чувствовалась подготовка профессионалов. Часть группы пробила окружение и ушла в лес. Оставшиеся заперлись в деревенском доме и отстреливались. «Я послал в Локоть за огнемётом, — сказал Каминьский. — Сожжём к чёрту».

«Сдаёмся!» — раздался голос из дома.

«Выходи по одному!» — крикнул Каминьский.

«Не могу, — ответил голос. — В ногу ранило. Остальные погибли».

Два бойца РОНА вошли в дом и в этот момент взорвалась граната.

— Соболезную! — сказал Редлих. — Ваше первое боевое крещение!

— Завтра похороны, по христианскому обряду. Первые герои нашей маленькой республики.

— К сожаленью, не последние, — сказал Редлих. — Немецкое наступление начинает захлебываться. Похоже, вермахту не удастся взять Москву.

— Вы русский? — спросил я.

— Немец. Родился и вырос в Москве. Моей семье в двадцать девятом году удалось эмигрировать из СССР.

— В двадцать девятом я жил в Москве, — сказал я. — Могли встречаться.

— Могли, — сказал Редлих. — Я член Народно-Трудового Союза. Есть такое эмигрантское объединение. Слышали о нём?

Я кивнул головой.

— После начала войны Союз выдвинул лозунг: «Не с Гитлером, не со Сталиным, а с русским народом». Немцам такая постановка вопроса не слишком нравится, но специалисты по работе с военнопленными им нужны, поэтому я в России.

— У нас нет военнопленных, — сказал я. — Бывшие красноармейцы либо поступают на службу в РОНА, либо направляются под надзором на хозяйственные работы.

— Мой интерес несколько выходит за рамки служебных полномочий, — сказал Редлих. — Кроме того, в Берлине, в одной организации, просили подготовить подробную записку о вашем административном образовании. Эта организация называется абвер — военная разведка, её возглавляет адмирал Канарис.

— Вы действительно полагаете, что война начинает затягиваться? — спросил я.

— Да. Если Япония не вступит в войну, а она не вступит, — Редлих сделал ударение на частице, — по самым разным причинам, под Москвой немцев ждёт поражение. Что будет потом, не берусь прогнозировать, но, судя по всему, это противостояние на годы. Черчилль сумел сделать ловкий и грандиозный ход — столкнуть двух монстров лбами, они будут биться, пока не выпотрошат друг друга.