Буря. Двенадцатая ночь. Зимняя сказка

Гермиона

                    Тогда и я – хозяйка,
А не тюремщица. Ну, расскажите,
Как в детстве вы проказили с Леонтом.
Вы были шалунами?

Поликсен

                              Были мы
Детьми; и думали, назад не глядя,
Что завтра будет то же, что вчера,
Что наше детство вечно.

Гермиона

Супруг мой, верно, худший был шалун?

Поликсен

Мы были точно близнецы-ягнята,
Что блеют и на солнце вместе скачут:
Невинность мы давали за невинность,
Не знали зла, не понимали даже,
Что есть оно; живи мы дольше так, —
Ах, если б кровь в нас не была сильней,
Чем слабый дух, – могли б мы смело небу
Сказать: «Не грешны!», – исключая разве
Грех первородный.

Гермиона

                            Думаю, с тех пор
Вы наверстали это?

Поликсен

                             Королева!
Пришли к нам искушенья. Ведь в те дни
Моя жена была еще ребенком,
И вашей прелести еще не видел
Мой юный друг.

Гермиона

                        На помощь, милость неба!
Без выводов, чтоб не сказали вы,
Что демоны мы с вашей королевой.
Но мы простим ваш грех и свой загладим,
Коль вы впервые согрешили с нами
И дальше не грешили вы ни с кем,
Как только с нами.

Леонт

                             Что же, он согласен?

Гермиона

Он остается.

Леонт

                   Мне он отказал.
Ты лучше никогда не говорила,
Друг Гермиона!

Гермиона

                        Никогда?

Леонт

                                      Нет, раз…

Гермиона

Как, дважды? Но когда ж был первый раз?
Прошу, скажи: кормите нас хвалами,
Как птиц ручных.
Поступок добрый гибнет без оценки
И сотни несвершенных убивает.
Хвала – нам плата; ты на сотни миль
Меня вперед подгонишь поцелуем,
А шпорами – на шаг один. Но к делу:
Вот это – мой второй поступок добрый;
Но первый? У него был старший брат, —
Иль я ошиблась? Будь благим он назван!
Так раз еще я кстати говорила?
Когда, скажи? Я жажду знать.

Леонт

                                       То было,
Когда три горьких месяца минули
И, наконец, заставил я тебя
Мне руку белоснежную отдать
В залог любви; тогда сказала ты:
«Твоя навек!»

Гермиона

                    Да, то был миг благой.
Два раза хорошо я говорила:
Раз – чтоб навек супруга приобресть,
Другой – чтоб друга приобресть на время.

(Протягивает руку Поликсену.)

Леонт

(в сторону)

О, слишком пылко!
Так сила дружбы пышет страстью.
Вот tremor cordio[12]

! Так и скачет сердце —Но не от радости, нет! Их разговор
На вид невинен: их непринужденность,
Сердечность дружбы, искренность являет
И им к лицу… Все это может быть…
Но руки пожимать, сплетая пальцы,
Как делают они, и улыбаться,
Как в зеркале, друг другу, и вздыхать,
Как умирающая лань, – мне это
Не по душе, я не пойму… – Мамиллий!
Ты сын мой?

Мамиллий

                  Да, мой государь.

Леонт

                                            По чести?
Ты петушок мой! Э, ты нос запачкал!
Мой нос – все говорят. Ну, капитан,
Быть надо чистым, Капитан, опрятным.
И скот ведь держат в чистоте, и даже
Рогатый скот…

(Наблюдает за Поликсеном и Гермионой.)