Буря кристаллов

«Братушки» скакали по разъезжающимся камням, цепляясь за обломки стальными когтями экзоскафандров. Кто-то из них подхватил уже соскользнувшего в провал Мози. Здвински все-таки взлетел на своем сайскутере, но не поднялся вверх, а двигался у земли. Какого дьявола затеял? Впереди него, казалось, мелькнул хвост кристаллической твари.

Ларский грыз собственный рот, понимая, что единственное, что может сейчас сделать — не мешать остальным. Здвински нырнул в проём широко раскрывшей зев трещины. От такого фортеля рука сама потянулась к голограмме, хотя в творившемся хаосе силовые захваты через уменьшенную проекцию могли нанести вред. Через секунду сержант на сайскутере вынырнул и взмыл вверх.

По борту авиетки замигал сигнал всеобщей тревоги: «Всем немедленно покинуть зону поражения. Восточная часть Южной Америки под ударом. Всем немедленно покинуть зону поражения. Двигаться от побережья на восток».

В распахнувший створ авиетки влетел идиот Здвински, неловко прижимая к груди руку, за ним двое его парней.

— Пятеро ваших у нас на борту, жизненные показатели в норме, — вышел на связь Игнатов. — Что у вас?

— Остальные у нас. Вроде в порядке.

— Значит, сваливаем.

— Что происходит? — не выдержал Ларский.

— Наверное, твари прорвались. Или наши применили оружие с жуткой отдачей. Уходим.

Говорил уже не Игнатов. Низкий, рычащий голос выдавал звероподобную армейскую трансформацию. Еще день назад эти ребята казались Никите не только страшными, но и всесильными, а теперь…

— Падайте к ложементам, — повернулся к ним Пай. — Ускоряемся.

* * *

Ларский лежал навзничь на жесткой кровати. Контуры поверхностей каюты чуть светили, превращая тьму в сумрак. Если впустить сумрак в себя, в сердце и мозг, он заместит память, а с нею боль. Когда внутри нет ничего — нет и повода для проклятых раздумий. Просто дыши или просто умри, и то и другое дает облегчение. Он, прокурорский следователь, всю жизнь провозившийся с инопланетными расами, должен ощущать яростное желание бороться с врагом, найти причину его появления. Но ни ярости, ни желания не было, только вакуум опустошенности. События прошедшего дня не укладывались в голове, не вписывались в опыт, не могли быть угаданы звериным чутьем прокурорской гончей. Но случились и оставили от уверенности в силе человечества только пепел.

Пепел Ресифи. Пепел Рио-де-Жанейро. Даже не пепел, страшнее…

Они недолго летели на восток. Там посеревшим призраком проступала Луна. Целая и узнаваемая, но казавшаяся обескровленной. На юго-западе темнеющего неба горел второй кровавый закат. Гул шел со всех сторон, то нарастая, то спадая. Бешеный ветер метался с запада на восток и обратно. Пилот зарегистрировал несколько далеких цунами. Стихии сходили с ума.

В кабине висело молчание, разбиваемое только короткими сообщениями с армейского челнока. Мози что-то бормотал про незаконченную эвакуацию, и что надо связаться и присоединиться. Но все каналы связи выдавали мертвую тишину. Единственный и внезапно пробившийся к ним сигнал спасения заставил развернуться и пойти в сторону побережья. Через пять тягучих минут обе машины прижались к воде, ловя отчаянный речитатив: «Помоги товарищу…, помоги товарищу…».

— У кого-то армейский передатчик, — бросил Здвински.

То, что открылось их глазам, стало для Ларского первой в его жизни масштабной картиной человеческой трагедии. Бесконечно огромный плот, слепленный из всего подряд: транспортных платформ, авиеток, скутеров, флоотиров, с людьми, кишащим внутри под силовыми куполами и захлестываемыми обезумевшей стихией. Агломерация, о которой говорил Берг. Опущенные на океан для экономии энергии и маскировки разномастные машины выглядели уродливо и ненадежно. Темная вода пыталась намотать вокруг них злобный кокон и поглотить. Ларский бы не хотел оказаться посреди моря в крошечном пузыре, даже закрывшись от реальности иллюзией пространства.

Сигнал спасения подавал один из двух полицейских челноков сопровождения «плота». Когда установили перекрестную связь, Ларский не смог поверить тому, что услышал.

Ресифи уничтожен. Капсулы с условно погибшими у берега.

Позже они подлетели к сожженному городу. Вода шипела по когда-то бесчисленным каналам, превратившимся в узкие изуродованные сосуды. Плыла плотным паром над океаном, что нес с собой запахи гари и смерти. Ресифи не существовало, лишь бугры оплывавшего от жара камня. Как подтаявшее мороженное, только черное. С наполнителем из домов и парков, мостов и человеческих жизней. Это мертвое место успело отдать души в небеса. Невозможно поверить, что еще днем здесь высился живой город.

Прибрежные волны захлестывали берег, то выбрасывая на сушу уродливые обломки, то затягивая их в океан. Капсулы с условно погибшими бесчисленным количеством личинок разнесло вдоль побережья. Роботы спасатели ковырялись в оплывшей массе города, выковыривали позвоночники, головы, фрагменты тел и запаивали останки во временные хранилища. Возможно, кому-то удастся вернуть жизнь. Отправленные в воду капсулы ждали своих собирателей.