Буря кристаллов

Их авиетка и армейский челнок не единственные собирали этот страшный урожай. Всасывали в силовой кокон под брюхом личинку за личинкой. Нужно вывезти в надежное место тех, кто еще может дождаться спасения. Ларский и его команда не видели ни врага, ни сражения, но оказались на кладбище войны.

Он уже с трудом соображал, когда глубокой ночью полетели в сторону океана, волоча следом тысячи условных трупов. Луна светила сквозь черноту страшным багровым светом. Где-то высоко полыхало фиолетовыми росчерками небо. Над океаном по-прежнему тянулся низкий надрывный гул. Авиетка неслась за раздувшимся орудиями армейским челноком. Ларский перебирал глухие каналы связи, надеясь понять только одно — где же прошел или идет бой, где чертовы защитники могущественной Земли? Он хотел бы видеть лицо врага, его гигантские жерлы кристаллических орудий. И пушки отчаянно сражающихся землян. Но ничего не было, только прихваченная с побережья смерть. И страх, растекающийся по венам.

То, что случилось с Рио-де-Жанейро, он узнал уже на подводной базе. Более того, его, едва передвигающего ноги, и Здвински сразу загнали в зал совещаний. Там Берг и еще трое свободных офицеров смотрели на этот ад. Ларскому даже не хотелось уточнять, что именно ему показывали: реконструкцию или реальную запись. Любой ответ вел к новым вопросам, над которыми он был не в состоянии думать.

Находясь в зале, Ларский смотрел на побережье с птичьего полета. Видел и чувствовал, как земля содрогнулась от гулкого, разрубающего горы удара. Как взлетела вверх земная кора, высвобождая из нутра планеты бешеную энергию. После ударной волны плоть осела, оставляя призрачный туман. И это было начало. Туман превратился в молочно-матовый скальпель, в тонкое прозрачное стекло, в свечение, в котором огнем распадался мир. Гигантский призрачный фронт плыл и сжигал все на своем пути. Стихия неминуемой безжалостной смерти.

— Энергетический выброс будто от гигантского лазерного генератора, — ледяным голосом прокомментировал Берг — Эти твари способны превращаться в систему линз и ею же двигать огневой фронт.

Они били по Земле, как ножом по тесту, а обратный импульс превращали в выжигающую все энергию. Ничего фантастического, только невероятная мощь. Именно она докатилась до Колумбии и ломала горы под ногами. Но объяснение не принесло облегчения. То, что он видел, душило в кольцах ужаса все надежды защититься и нанести ответный удар.

На пути убийственного фронта разворачивался прибрежный город. Современный Рио был похож на огромный, открытый морю древний Колизей. Город окружали искусственно раздвинутые скалы. Величественные, кое-где покрытые зеленью пики доставали до заледеневших в синеве облаков. Сразу за стеной гор тянулись вверх флоотиры и поднимались островерхие башни неоготиров, постепенно спускаясь уступами к центральной чаше города. Там плелись изящные улочки с невысокими разноцветными домами, где на памяти Ларского гуляла оживленная молодежь. Горделивый город на глазах превращался в потерявший форму и обезумевший муравейник. Руины муравейника. Он содрогался, растрескивался от адского землетрясения, рвался вверх хаосом авиеток и скутеров. Когда скалы, а затем флоотиры бьющегося в судорогах Рио погрузились в призрачную дымку и стали распадаться в белом огне, Никита развернулся и вышел. Никто его не остановил.

Закрывая глаза в собственной каюте, Ларский видел спекшийся камень, пепел и нескончаемые капсулы смерти в ревущих волнах. Если бы они не полетели в Колумбию, а включились бы в эвакуацию, возможно, на погруженных в воду платформах людей было бы чуть больше и чуть меньше условно погибших или просто погибших. А так — они даже диверсанта не сумели добыть. Корунды ссыпались в разлом и исчезли.

Ларский усмехнулся в темноте. Весь этот день он только и делал, что ошибался. Упустил Лизу, упустил тварь, не спас ничьей задницы, позволил убедить себя в том, что города будут полностью эвакуированы, что всех защитит армия. А еще он, идиот из прокуратуры, потратил время людей, которые могли бы сделать что-то действительно полезное, на бесплодную охоту.

Дверь каюты мигнула светом, показывая, что за ней кто-то есть, и этот кто-то хочет войти. Ларский приподнял и повернул голову. Нелегкая притащила к нему сержанта, которого не хотелось ни видеть, ни слышать.

— Пустить, — прошептал он и с трудом сел.

Сержант вошел и тут же привалился к стене.

— Проходи, — предложил Никита без особого энтузиазма.

Тот помотал головой и продолжал стоять в странной позе с неловко подвернутой рукой. Выражение лица не разглядеть: черная морда на фоне темной перегородки. Как мертвец, пришедший по живую душу. Молчание затягивалось, липло к стенам, и чувство вины Никиты странным образом трансформировалось в раздражение.

— Зачем пришел?

Тот неопределенно тряхнул головой, но ничего не ответил.

— Хочешь сказать, мы зря потратили вчерашний день? Так я и без тебя это знаю. Поэтому отвали и оставь меня в покое.