Буря мечей. Том 2

С каждым поворотом лестницы в колодце делалось все темнее и холоднее. Когда Бран, задрав голову, посмотрел наверх, устье колодца стало не больше полумесяца.

– Ходор, – тихо бормотал Ходор. «Ходорходорходорходор», – отвечал ему колодец. Вода плескалась совсем близко, но Бран, глядя вниз, видел только тьму.

Через пару витков Сэм внезапно остановился. Он опережал Брана с Ходором всего на четверть окружности и был на каких-нибудь шесть футов ниже, но Бран его почти не видел. Зато он разглядел дверь, «Черные Ворота», которые вовсе не были черными.

Дверь вытесали из белого чардрева, и на ней был лик.

Из дерева лучился свет, молочный, вроде лунного, и такой слабый, что не освещал ничего, кроме самой двери – даже Сэма, стоящего прямо перед ней. Лик был старый, бледный и сморщенный. «Словно мертвый». Рот и глаза закрыты, щеки ввалились, лоб изрыт морщинами, кожа на подбородке обвисла. Такое лицо могло быть у человека, который прожил тысячу лет и все это время старился.

Дверь открыла глаза – тоже белые и слепые.

– Кто вы? – спросила она, и колодец отозвался: «Кто-кто-кто-кто-кто?»

– Я меч во тьме, – ответил Сэмвел Тарли. – Я дозорный на Стене. Я огонь, отгоняющий холод, свет, приносящий зарю, рог, пробуждающий спящих. Я щит, обороняющий царство людей.

– Тогда проходите, – сказала дверь. Ее рот начал открываться все шире и шире, пока от нее не осталось ничего, кроме рта в кольце морщинистой кожи. Сэм отошел в сторону и сделал Жойену знак пройти вперед. За Жойеном, принюхиваясь, последовал Лето, и настала очередь Брана. Ходор пригнулся, но недостаточно низко. Бран слегка задел макушкой верхнюю кромку двери, и на нос ему упала капля воды – странно теплая и соленая, как слеза.

Дейенерис

Миэрин был велик, как Астапор и Юнкай, взятые вместе. Как и первые два города, он был построен из кирпича, но не красного, как Астапор, и не желтого, как Юнкай, а из разноцветного. Стены его, выше и сохраннее юнкайских, были оснащены бастионами и большими оборонительными башнями на каждом углу. За ними до самого неба высилась Великая Пирамида, чудовищное сооружение восьмисотфутовой вышины с бронзовой гарпией на вершине.

– Их гарпия – трусливое создание, – заявил Даарио Нахарис, увидев ее. – У нее женское сердце и куриные ноги. Неудивительно, что ее сыновья прячутся за этими стенами.

Герой, однако, не прятался. Он выехал из городских ворот в чешуйчатых доспехах из меди и темного янтаря, верхом на белом скакуне, покрытом попоной в белые и розовые полосы. За плечами у героя развевался такой же плащ… Четырнадцатифутовое копье раскрашено в такие же полосы, взбитые и залитые лаком волосы уложены в два витых бараньих рога. Он разъезжал взад-вперед перед разноцветной кирпичной стеной, вызывая вражеского бойца на поединок.

Кровные всадники Дени так рвались с ним сразиться, что между ними едва не дошло до драки.

– Кровь моей крови, – сказала им она, – ваше место здесь, подле меня. Этот человек – назойливая муха, не более. Если не обращать на него внимания, он скоро уедет. – Агго, Чхого и Ракхаро – храбрые воины, но они еще молоды и имеют слишком большую ценность, чтобы ими рисковать. Они ее лучшие разведчики и не дают распасться ее кхаласару.

– Мудрое решение, – одобрил сир Джорах, стоя с нею рядом перед ее шатром. – Пусть себе этот дуралей скачет взад-вперед, пока у него лошадь не охромеет. Вреда от него никакого.

– Как сказать, – возразил Арстан Белобородый. – Войны выигрываются не одними мечами и копьями, сир. Бывает, что у двух войск сила равная, однако одно обращается в бегство, а другое нет. Этот воин вселяет мужество в своих и роняет семена сомнения в наших.

– А если наш боец ему проиграет, – фыркнул сир Джорах, – какие семена посеет это?

– Тот, кто боится сражений, не одерживает побед, сир.

– Речь не о сражении. Даже если этот дурак будет побит, Миэрин нам ворот не откроет. Зачем рисковать чьей-то жизнью понапрасну?

– Понапрасну? Я бы сказал по-другому: ради чести.

– Ну, довольно. – Дени только их перебранки недоставало помимо прочих забот. Миэрин представляет опасность куда более серьезную, чем этот бело-розовый, осыпающий их бранью герой, и она не позволит сбить себя с толку. Ее войско после Юнкая насчитывает больше восьмидесяти тысяч, но солдат в нем и на четверть не наберется. Остальные… сир Джорах называет их ходячими ртами, и скоро эти рты начнут голодать.

Великие господа Миэрина отступали за городские стены, собрав с полей все, что можно, и предав огню остальное. На каждом шагу ее встречали обугленные поля и отравленные колодцы. Хуже того, к каждому указательному столбу вдоль прибрежной дороги от Юнкая они приколачивали по ребенку. Маленьких рабов прибивали еще живыми, вспарывая им животы и неизменно вытягивая одну руку в сторону Миэрина. Даарио, возглавлявший авангард, отдал приказ снимать детей, чтобы Дени их не увидела, но она запретила ему это делать, как только узнала об этом. «Я хочу их видеть, – сказала она. – Хочу увидеть всех до единого, и сосчитать их, и заглянуть им в лица. И запомнить».