В сложившихся обстоятельствах местной власти делать было нечего и им оставалось только повиноваться. Они не хотели рисковать навлечь на себя гнев Митридата ради спасения нескольких италийцев, которые к тому же им никогда не нравились. Поэтому на тринадцатый день по получении письма каждый азиатский город арестовал всех своих обитателей из числа италийцев и подверг систематическому истреблению. Доносчикам предложили выделить долю конфискованного у жертв имущества, побудив жителей выдавать своих соседей. Вскоре в каждом городе высилась гора трупов. В целом число жертв составило порядка восьмидесяти тысяч человек. Главное мрачное действо в этом ужасающем, кровавом пиршестве совершил сам Митридат. Когда к нему привели плененного Мания Аквилия, он приказал залить ему в глотку расплавленное золото. Пути назад больше не было. Истребление италийцев стало актом расчетливого геноцида, чтобы настроить восточные города против Рима, связав их кровью. Теперь каждый был лично причастен к убийствам римлян. Теперь каждому предстояло либо сражаться и победить бок о бок с Митридатом, либо в одиночку познать на себе месть Рима.
Глава 11. Ботинки с шипами
Благоденствие подрывает дух даже мудрых; как же тогда человеку развращенному проявлять скромность, пользуясь плодами своей победы?[252]
В 87 г. до н. э. в Риме прошли выборы консулов, под председательством того же Суллы, не упустившим возможности еще раз показать, что он совсем не тиран, которым его выставляли враги. Приказав перед этим войскам убраться из города, Сулла публично отказался от любого вмешательства в избирательный процесс, поэтому в них могли принять участие даже его враги.
Главным кандидатом от их лагеря был Луций Корнелий Цинна. На римскую историческую сцену он ворвался именно на консульских выборах 87 г. до н. э. и потом четыре года занимал одну из лидирующих позиций в римской политике. Но об этом человеке, столь значимом с точки зрения римской истории, мы почти ничего не знаем. Нам известно лишь, что он принадлежал к тому же патрицианскому семейству Корнелиев, что и Сулла, но ветвь Цинн почти не оставила после себя следов. В 127 г. до н. э. его отец мог избраться консулом, но наверняка об этом говорить нельзя. Не исключено, что в 90-м или 89-м гг. до н. э. сам он стал претором и во время Союзнической войны служил легатом. Этим сведения о нем исчерпываются. Об остальных аспектах жизни Цинны – его семье, становлении, пути во власть, военных кампаниях, успехах и неудачах – источники умалчивают.
Вместе с тем, мы, с некоторой долей уверенности, можем предположить, что Цинна родился не позже 130 г. до н. э., скорее всего несколькими годами раньше. Из чего следует, что когда в Галлию явились кимвры, а в Нумидии распоясался Югурта, ему было около двадцати. Отбывая положенные десять лет на воинской службе, Цинна, надо полагать, либо служил в Нумидии, либо периодически принимал участие в походах против кимвров. Но хотя римские историки довольно подробно задокументировали эти военные кампании, рассказав нам о многих ключевых персонажах, таких как Марий или Сулла, Цинна в этих свидетельствах даже не упоминается. В них ни разу не всплывает его имя, даже мимоходом. С учетом его последующих пристрастий, можно предположить, что он служил на севере под командованием Мария, бок о бок с италийцами, поборником которых впоследствии стал.
Но хотя Цинна, скорее всего, и симпатизировал Марию, в дюжину главных приспешников последнего Сулла его не включил. И в боях, сопровождавших первый поход Суллы на Рим, он, похоже, участия не принимал. А может даже в тот момент отсутствовал в Риме, затаптывая в составе многочисленных армий последние дымившиеся пепелища Союзнической войны. Если он вернулся домой только после захвата консулом города, то все это дело обошло его стороной и он действительно мог влиться в ряды тех, кого объединила общая ненависть к маршу Суллы на Рим. Вполне возможно, что Цинна начал предпринимать усилия, дабы привлечь консула за его поведение к суду.
Но хотя он и поднимал без конца вопрос о политических преследованиях, эту наживку Сулла не заглотил. Отстранив Цинну от выборов, он выставил бы себя тем самым деспотом, которым его рисовали враги. В кандидатах на тех выборах недостатка не было, но Сулла отказался препятствовать кому-либо из них или помогать. В роли другого сильного претендента выступил Гней Октавий. Как старый консерватор-оптимат, он никогда не дружил с Марием и в принципе поддерживал реформы Суллы, но сама манера их проведения его невероятно бесила. Поэтому если Цинна решит преследовать консула в судебном порядке, рассчитывать, что у него на пути встанет Октавий, не приходилось.