Вскоре его упрямое сопротивление было вознаграждено. Рассмотрев все варианты, Помпей Страбон решил не примыкать к Цинне, а выступить против него. Зная, что Метелл Пий увяз в Самнии, а Сулла в Греции, Страбон понимал, что стены Рима теперь охраняло сформированное из городского плебса ополчение, которому в жизни не устоять перед десятками тысяч закаленных ветеранов-бойцов. Особенно когда италийцы отрежут город от продовольствия и воды. Поэтому Страбон решил воспользоваться возможностью и выставить себя спасителем. Если он бросится вперед, чтобы избавить Рим от нависшей над ним угрозы, то станет не только героем в глазах сената и народа Рима, но и самым могущественным в Италии полководцем.
Овладев всеми окрестными территориями, в конце 87 г. до н. э. армия Цинны, наконец, перешла в открытое наступление на Рим. Но город, получив подкрепление в виде легионов Страбона, атаку отразил. Поначалу казалось, что в ту минуту он и правда станет героем, но потом по нему нанесла свой сокрушительный удар судьба. Зимой 87–86 гг. до н. э. лагерь легионеров накрыла волна чумы, унеся жизни десяти тысяч человек, в том числе и Помпея Страбона. И поскольку этого человека никто не любил, из его смерти устроили сенсацию, пустив слух, что он пал жертвой злого рока от удара молнии. Внезапная смерть Страбона изменила всю расстановку политических и военных сил конфликта. Когда в следующий раз Цинна с Марием подошли к Риму, встать у них на пути уже было некому.
После смерти Страбона, повергшей всех в шок, сенат потерял всякую надежду выдержать осаду. Чтобы продолжить борьбу, Октавий выскользнул из города и встретился со своими главными сторонниками, Метеллом Пием и Марком Крассом Дивом[259]
. Затем отправился в Альбанские горы неподалеку от Рима и попытался набрать войско из латинян, сохранивших Риму верность во время Союзнической войны. Однако процесс этот затянулся и так как армия Цинны опять намеревалась двинуться маршем на Рим, сенат приказал Метеллу Пию начать мирный процесс. Первым делом Цинна потребовал, чтобы Пий обращался с ним, как с консулом и сказал: «Я покинул Рим консулом и частным лицом в него не вернусь»[260]. После нескольких раундов переговоров сенат принял все условия Цинны. Недавно назначенный консулом священнослужитель Мерула официально покинул пост. За это Цинна пообещал не убивать преднамеренно никого, когда войдет в город. При этом все видели, как сердито и недобро смотрел рядом с ним Марий. Сразу по окончании переговоров Метелл Пий благоразумно удалился в Африку.Считая вопрос урегулированным, сенат приказал открыть ворота, и восстановленный в должности консул Цинна вошел в город во главе своей армии. Но Марий за ним на тот момент не последовал. Старик отказался делать это до тех пор, пока его официально не исключат из списка врагов государства. Поэтому сразу по возвращении Цинна убедил Народное собрание отменить запрет на проживание в городе двенадцати сторонников Мария, входивших в список Суллы, и восстановить их гражданское достоинство. Затем побудил его членов отплатить той же монетой человеку, который задумал и осуществил ссылку Мария. И под бдительным присмотром Цинны Народное собрание объявило Суллу врагом государства.
Когда его восстановили в гражданских правах, Марий вошел в Рим. Несколько часов все было спокойно. Затем началась резня. Хотя Цинна и дал слово не устраивать кровавых кутежей с убийствами в наказание Риму, Марий ничего подобного не обещал, а его солдаты так и рвались с поводка. И для ветеранов-италийцев, сражавшихся на фронтах Союзнической войны, и для иноземных наемников разграбление Рима представляло собой шанс, который никто не собирался упускать. Поэтому на пять дней народ Рима накрыла волна кровавого террора, когда «больше не было ни почтения к богам, ни человеческого негодования, ни страха мести за совершенные деяния… когда убивали без всякой жалости, затем перерезали мертвецам шеи и выставляли эти ужасы на всеобщее обозрение, чтобы внушить ужас и страх, или же устроить нечестивый спектакль»[261]
. Но эти убийства отнюдь не носили беспорядочный характер. Свои усилия шайки мародеров сосредоточили на богатых кварталах города, а те, где жил плебс, обходили стороной. Такой избирательный подход позволял установить порочную связь между солдатами и римской беднотой; после продолжительного периода страха перед столкновением, обе стороны действительно с удивлением обнаружили, что у них есть общий враг в лице богатой знати на Палатинском холме.