Буря перед бурей. История падения Римской республики

К концу 89 г. до н. э. Союзническая война пошла на спад, но двухлетний конфликт повлек за собой значительные потери среди италийского населения. Хотя древние источники и склонны к непомерному раздуванию цифр, есть все основания полагать, что он унес жизни трехсот тысяч человек. И когда тела римлян и италийцев сгорали на погребальных кострах, их уже было друг от друга не отличить.

С точки зрения экономики война обернулась настоящей катастрофой и подорвала ее даже больше, чем вторжение Ганнибала. Земли богатых и бедняков одинаково были разорены грабежами, стояли в запустении, многие подверглись преднамеренному разрушению. Сенаторов отрезали от их италийских владений, захваченных и разграбленных мятежниками. К весне 88 г. до н. э. из всех уголков Италии стали поступать сообщения о нехватке хлеба и голоде, который еще больше усугублял римский городской плебс, «будто ненасытная утроба поглощавший что только можно, но все равно неспособный утолить свой голод… Рим был несчастнее всех остальных городов, на которые он ниспослал несчастья, ничего им не оставив и ничего не получив сам»[229].

Помимо прочего, хаос Союзнической войны породил и денежный кризис. Во время войны на рынок хлынул поток фальшивых денег, заставляя семейства припрятывать гарантированно настоящие монеты, что привело к резкому снижению их доли в обращении. На фоне сокращения денежного рынка публиканы-банкиры, у которых к тому же оказались под угрозой интересы в Азии, потребовали вернуть им долги. Но заемщики не могли погасить полученные кредиты, потому как их владения разорила война. Даже республика, и та испытывала недостаток в средствах, для покрытия которого пришлось устроить распродажу земли, известной как «сокровища Нумы», – резерва, предназначенного для финансирования высших жрецов.

В разгар кризиса претор по имени Азеллион решил изыскать способ облегчить долговое бремя обедневших высших сословий. Он разрешил заемщикам подавать на кредиторов в суд, и те, вконец разоренные, бросились добиваться освобождения от уплаты долгов, породив целую лавину судебных разбирательств. Публиканы-банкиры, видя, что их состояния идут прахом, обвинили в своих несчастьях Азеллиона. Однажды, когда он приносил на форуме жертву богам, в него стала бросать камни небольшая шайка. Азеллион сбежал и укрылся в соседней таверне, но его зажали там в угол. Убийца перерезал ему горло. «Вот так Азеллион, в должности претора, совершая возлияния в золоченых одеждах, традиционных для подобных церемоний… был убит прямо во время жертвоприношения»[230]. Ничего святого больше не осталось.

Когда активное сопротивление стало уделом всего нескольких оплотов мятежников, остальная Италия увидела, что же на практике подразумевал Закон Юлия. По удивительной случайности, в 89 г. до н. э. наступило время очередного ценза, времени продумать детали не было, поэтому кого включать в списки граждан, а кого нет, было непонятно. А решить этот вопрос было жизненно важно, ведь число потенциальных претендентов на гражданство из числа италийцев вдвое превышало число римских граждан. И если население Италии равномерно распределить по тридцати пяти трибам, они наглухо забьют голоса римлян в Народном собрании. До этого сенат уже определил городских плебеев и всех без исключения вольноотпущенников в четыре городских трибы, это при том, что в сельских господствовали богатые граждане, которые могли позволить себе приехать в Рим на выборы. Поэтому италийцам, чтобы захватить в Народном собрании власть, понадобится всего ничего, даже если совсем немногие новые граждане в своей целеустремленности понесут расходы, чтобы отправиться в Рим и заняться там политикой. Поэтому цензоры «по чистой случайности» нарушили религиозный обряд, необходимый для ратификации ценза, и его результаты пришлось выбросить на помойку.

Последние остатки мятежных армий в Апулии и Самнии упрямо отказывались сложить оружие. Если учесть, что срок регистрации в качестве гражданина давно истек, эти бунтари не могли рассчитывать на великодушие, обещанное их собратьям. И некоторые из них, такие как Силон, вероятно решили больше никогда не возвращаться к римлянам. Оставшиеся поборники Италии бежали на юг в Самний и сгрудились вокруг него. Имея под своим началом около тридцати тысяч человек, Силон мобилизовал в свое войско еще двадцать. Затем, явно не собираясь отсиживаться на последней линии обороны, укрепил Нолу и отвоевал Бовиан, войдя в город с большой помпой, дабы укрепить италийское достоинство. Он все еще верил в победу.