Буря слов

– Племянница, мэм?.. Эта девчонка – воровка, она только что… – промямлил он, точно нерадивый школьник, угодивший под ястребиный взор директрисы.

– Ах, воровка? – хохотнув, перебила дама, наваливаясь на плечо Вайолет так, что та поморщилась от немаленького веса. – Надо же, какое оскорбление!

Послышалось сопение, и из толпы безрогим быком вылетел ограбленный: лысоватый, красномордый мужчина в сбитом на бок котелке. Он издал торжествующий вопль, который вмиг перешёл в бульканье, стоило ему углядеть даму в бордовом.

– О, и мистер Фицгиббон здесь! – женщина широко улыбнулась, показав три сверкающих, как царь Мидас, золотых зуба.

– М-мэм… – неловко поклонился лысоватый и тут же попятился, словно желая улизнуть обратно в толпу.

– Да что с вами такое? – весело воскликнула женщина. – Дорогой мой, я вас просто не узнаю! Ещё бы: в гости ко мне и девочкам больше не заглядываете, при встрече смущаетесь, племянницу мою обвиняете… Кстати, в чём конкретно?

– Ни в чём, – быстро ответствовал Фицгиббон и, кратко поклонившись снова, бочком ретировался в ближайший переулок.

– Ну а вы, сержант? – угрожающе-сладким тоном проворковала дама, повернувшись к всё ещё смущённому Смитерсу.

– Всего хорошего, мэм… – только и сказал он и, отпустив руку Вайолет, ссутулившись, растворился в толпе.

Девушка сразу рванулась – но не тут-то было.

– Куда это ты?

Дама без особых усилий развернула Вайолет лицом к себе и улыбнулась, глядя на неё сверху вниз. Толстую шею поверх пальто обвивала дохлая лиса с рубиново-красными глазками. Казалось, от хищной улыбки хозяйки в её мёртвом взгляде вспыхнули живые огоньки.

– Прехорошенькая! – одобрительно причмокнула дама, осмотрев девушку с головы до пят. Провела длинным, как у беркута, когтем, по её нежной щеке и вдруг цепко взялась за подбородок.

– За тобой должок, деточка. Ну ничего, отработаешь…

Вайолет сглотнула. И поняла, что пропала.

***

Где-то вдалеке протяжно, с переливами завыл пёс. Вайолет вздрогнула, огляделась. Тусклый, точно бельмо, кружок света от фонаря теперь обступала густая, сыроватая темнота. Гляди – не гляди, ничего не увидишь. А вдруг к ней на мягких лапах крадётся Грим: лохматый клочок тьмы, предвестник смерти в облике собаки?..

Нет. Вайолет встряхнулась, скрестила на груди руки, покрытые мурашками. Ей бы пора перестать верить в детские сказки. Выросла.

Но расслабляться всё же не стоило. На ночных улицах можно было подцепить не только клиентов, но и нечто похуже. Ночь всегда убивала людей, и, если ты вовремя не спрятался, – жди беды. Вайолет живо помнила пергаментно-бледных, покрытых засохшей кровью мертвецов на мостовой, что на рассвете собирали возле себя толпы ошарашенных зевак. Чёрную ругань полицейских, шепотки со всех сторон и острое, как физическая боль, чувство страха.

Стоило солнцу начать падение к горизонту, Вайолет мчалась к убежищу, чтобы вместе с Томом переждать ночь. Она была благоразумна и не рисковала понапрасну…

…До недавнего времени.

Вайолет непроизвольно потрогала заколку, что скрепляла в пучок волосы, из которых сегодня тщательно повыдёргивали седину. Заострённая, узкая и длинная, будто стилет, она посверкивала чистым серебром – удивительным и дорогим для малолетней проститутки. Заколка была подарком от Либби – сердобольной товарки по ремеслу, что первой встретила Вайолет на пороге Весёлого дома в тот чёрный день. Именно она обучила её основам, надавала кучу советов и рассказала о том, почему из цепких когтей мадам Розье бежать не стоит.

Хозяйка не жаловала беглянок и в побегах усматривала личное оскорбление, имела хорошие связи по всему Лондону и всегда, всегда находила сбежавших, заплетая Вайолет волосы, шепотком говорила Либби. На вопрос, что было с ними потом, Либби дёргала плечом и вздыхала, отказываясь отвечать. Но по быстрой гримасе страха, пробегавшей по её лицу, было ясно – ничего хорошего.

И Вайолет смирилась.

Если хорошенько подумать – к этому всё и шло. Она знала, что была миленькой. Таких любят, таких заказывают, таким платят… Здесь она получит гораздо больше, по сравнению с воровством. Либби толковала, что лишь в начале надо перетерпеть. Потом – втягиваешься… Даже удовольствие получаешь…

Вайолет передёрнулась и покраснела, вспомнив советы по ублажению клиентов, сцены, за которыми для обучения приходилось подсматривать в Доме. Неужели и она скоро будет лежать так: бесстыдно распахнутая, пронзённая и подчинённая, раз за разом, день за днём? Нельзя сопротивляться, нельзя бежать, всегда улыбаться и ублажать, ублажать, ублажать!..

Вайолет кулаком вытерла выступившие на глазах злые слёзы, вдохнула и выдохнула, чувствуя, как бешено заколотился пульс.

«Успокоиться, расслабиться, получать удовольствие…»

– Тоскуешь, радость моя?

Голос раздался так неожиданно, что Вайолет подпрыгнула, едва не потеряв шляпку. Вихрем обернулась, забыв нацепить улыбку на лицо.

В паре футов от неё, на грани света и темноты, стоял высокий человек: крепкий на вид и широкоплечий, одетый в длиннющее пальто, поверх которого был намотан белоснежный шарф.