Коридоры и комнаты тянулись и тянулись, но все они оказались пусты и покрыты пылью. Здесь не было никакого намека на спасение, никакой великой магии, которая облегчила бы им поиски. Затерянный город оказался не тем, на что они рассчитывали. «Место великой силы, вероятно, покинутое теми, кто его создал, и довольно давно. Город без предназначения». Уверенность, так долго владевшая Тираэлем, начала угасать. Все это время, несмотря на свои собственные сомнения, он верил, что отыщет это место – место, где они будут защищены от легионов ангелов, которые спустятся с небес, если пропажу камня обнаружат. Теперь же его мысли занимали неравные шансы на успех этой миссии. Хорадримы стали сильнее, и их небольшая команда начала работать вместе, но слишком недолго, чтобы всерьез верить в успех. Предстояло еще многое сделать, чтобы они были готовы к тому, с чем столкнутся в Серебряном городе. И что толку от всего этого, если им негде будет укрыться, когда они вернутся в Санктуарий?
Затея была глупой – чистое самоубийство без единой надежды для любого из них.
Тираэль вернулся к собравшимся перед ним хорадримам. Они были измучены и ожидали его приказа. Архангел знал, что должен найти в себе силы воодушевить их. Он не может показывать своего разочарования или свои слабости.
Голос в его голове был подобен грому. Тираэль потянулся к карману плаща. Чалад’ар была на месте и взывала к нему. Желание поддаться зову и оставить остальных поглотило его, словно палящая жажда. Что эти люди значили для него? Смерть все равно рано или поздно заберет их, как и всех смертных. Их жизни – ничто по сравнению с цельной картиной бытия, и скоро они будут забыты так же, как и те, кто жил и умер здесь, в этих катакомбах, затерянные в пыли.
Состояние транса прервали Микулов и стоящий позади него Лорат. Монах и молодой рыцарь вышли вперед, пока остальные тихо переговаривались между собой. Микулов указал на Лората, который стоял, сложив руки на груди. По его глазам трудно было что-либо понять.
– Юный Лорат показал мне кое-что, – сказал монах. – Я предложил ему поговорить с тобой.
Лорат пожал плечами и нерешительно произнес:
– Статуя у входа в это место наблюдала, как ты проходишь сквозь стену. Она не смотрела на других.
– Что еще? – сказал Микулов. – Говори прямо, это важно.
– Когда ты вошел, две женские статуи тоже следили за твоим перемещением. Я подумал, может это из-за того, что ты… другой.
– Он имеет в виду – смертный. Не ангел и не демон, – пояснил Микулов. – Но и не человек. Возможно, это место просто не знает, что с тобой делать. – Монах подошел ближе. – Это значит, что в затерянном городе все же сохранилась магия. Что, в свою очередь, означает, что защитное заклинание по-прежнему на месте, и стража думает, как с тобой поступить. По крайней мере сейчас они решили, что ты не представляешь угрозы.
Шепот в голове Тираэля стих. Он думал об Империи на Небесах, об их противостоянии в залах Совета, о том, как сбросил крылья, и обо всем, что последовало за этим: о гневе брата, о разочаровании и печали Ауриэль. Он думал об ангеле, родившемся из Арки, о серых лентах, обернувшихся вокруг ее крыльев в Песне Света, в то время как он стоял и беспомощно смотрел на все это. Даже сейчас черный камень души лежал на своем постаменте, обращая все, что попадало в расползающуюся от него тьму, в зло и разрушение. И никто во всех Небесах не мог это остановить.
Тираэль был смертным. Его жизнь изменилась навсегда, и боль в теле станет только усиливаться по мере того, как он будет приближаться к неминуемой смерти. Рано или поздно он покинет этот мир, и сделает это свободным от Небес и ангелов, которых знал с самого их рождения из Арки, тысячелетия назад. Он сделает это, не утешая себя мыслью, что он тоже человек. Те, кто уйдет до него, – чужаки, а не братья.
Но это не значило, что Тираэль должен отказаться от своего долга и закрыть глаза на тьму и растление, свидетелем которым он стал. Империй принял решение; он считал расу людей существами низшего сорта, неспособными одолеть свои низменные инстинкты. Он находил их слабыми и опасными, а потому их было необходимо уничтожить. И Архангел Доблести не остановится, пока Ангирский совет – а вместе с ним и все Небеса – не согласится, что это необходимо сделать.
Отказаться выступить против такого решения было гораздо худшим преступлением, чем пойти против воли Совета.
– Монахи Ивгорода говорят, – начал Микулов, – без начала не бывает конца. Мы должны с чего-то начать, а это место, – он обвел рукой пустые залы, – ничем не хуже других. Я чувствую в тебе борьбу, и, возможно, на то есть причины. Но предмет, что ты хранишь, не даст тебе ответа. Ты завел нас так далеко. Мы не можем повернуть назад.
Тираэль открыл рот, чтобы ответить, но не смог. Он не знал, что сказать стоявшему в нескольких футах от него монаху. Они посмотрели друг другу в глаза. Казалось, своим спокойным терпеливым взглядом Микулов задавал вопрос: «Каков твой выбор?»