Я знал, что Мариямполе разрушен во время войны. Но никогда не думал, что этот красивый город будет так жестоко, бессмысленно изуродован. Центральная улица, Костельная и другие улицы были превращены в груду развалин еще тогда, когда в 1941 году гитлеровцы рвались в Литву. Первой военной ночью мариямпольцы проснулись, разбуженные глухим ревом немецких самолетов и ужасающим грохотом бомб. Даже детям было известно, что в центре Мариямполе нет никаких военных объектов. Тем более гитлеровская разведка не могла не знать, где что расположено в пограничном городе. Но гитлеровские убийцы безжалостно разрушали города, построенные трудом и потом целых поколений. Берет грусть, когда идешь мимо руин, уже поросших травой. Ведь ты не раз гулял по этим улицам, насыщенным светом и настроением мирного труда, жил вот здесь, где торчит обгоревшая стена, вот и окно там было, где теперь зияет провал, и дверь, и лестница, по которой поднимался в свою комнату, вернувшись после трудового дня. А вот и парк, где родились первые твои замыслы и мечты, — он загажен, вырублен, изрыт немецкими окопами…
Люди… Их не стало… Твои друзья, с которыми приятно бывало встретиться после долгой разлуки, повспоминать счастливые школьные дни, одни убиты, другие рассеяны военной бурей. Город пустынен и мертв. В него вернулась законная власть, Советская власть. Но какое тяжелое бремя легло на ее плечи! Ведь придется восстановить каждый дом, каждую улицу, каждую сожженную или взорванную фабрику.
Город, в котором были живы гуманистические идеи Басанавичюса и Кудирки, три года оккупации провел под покровом ночи, какой не видели ни наши отцы, ни праотцы. Я не знаю, сколько жителей города и уезда уничтожили и увезли на каторгу озверевшие фашисты. Во всяком случае, не менее нескольких десятков тысяч. Могилы невинных граждан простираются рядом с Мариямпольской тюрьмой, где каждую ночь раздавались выстрелы палачей. Но глубокие рвы, наполненные трупами, пролегли в другом месте — за казармой, у высоких обрывов Шешупе, где уже во время прошлой войны палачи кайзера расстреливали своих жертв.
Старый житель Мариямполе Пранас Гринцявичюс, три с лишним года проведший в тюрьмах и лагерях и сбежавший на волю только в июле 1944 года, несмотря на усталость и пошатнувшееся здоровье, сегодня одним из первых стал работать. Этот человек, сам перенесший ад унижения и презрения, сейчас стал председателем Особой комиссии по расследованию зверств и разрушений оккупантов в Мариямпольском уезде.
— Может, вам интересно узнать, как хозяйничали у нас нацисты, — сказал он с печальной улыбкой и протянул мне целую кипу актов и протоколов. — Обо всем этом должна знать Литва, должны знать не только мы, но и дети наших детей.
Я не хочу излагать своими словами содержание актов и заявлений. Пусть говорит точный, суровый и сухой язык фактов.
Акт, подписанный целым рядом хорошо известных в Мариямполе людей — инженерами, агрономами, врачами, ксендзом, учителем, — составлен 6 октября 1944 года.