Я смотрел на эти листы с выразительными рисунками, а Стяпас Жукас, облокотившись на стол, то подправлял нос какому-нибудь «герою» — и нос становился еще выразительней, то сажал другому на голову котелок — и рисунок сразу оживлялся. И все время тихонько посмеивался, словно восхищаясь своей работой, будто нашел то, что долго искал.
Со Стяпасом Жукасом, как и со многими учениками Художественного училища, я был знаком уже довольно давно. Дружба с молодыми художниками в основном шла через Пятраса Цвирку, а иногда и через других учеников училища, живших в общежитии «Жибурелис» или снимавших углы где-то в городе.
Особенно часто я встречался с Жукасом в 1931 году, когда в Каунасе действовал спортивный клуб рабочих «Надежда». Стяпас Жукас сразу же почувствовал, что нужен именно такой художник, как он. Для стенгазеты клуба «Юный пролетарий» Цвирка, Нерис и я писали статьи, стихи, готовили переводы революционных песен, а Стяпас Жукас с Пятрасом Тарабилдой{94}
рисовали карикатуры. Одни из них Стяпас готовил дома, а другие создавал тут же, в клубе, в окружении рабочей молодежи, которая с великим интересом следила за работой художника. Пролетарский дух клуба был по душе художнику, он чувствовал себя здесь в своей стихии. Работал он с огромным пылом, каждый раз находил все новые типы для своих карикатур, в новых ракурсах изображал фабрикантов и нанимателей, фашистов и клерикалов, кулаков и полицейских, международных поджигателей войны. Держал себя всегда он тихо, — никто не замечал, когда он появлялся в клубе и когда снова исчезал. Я встречался со Стяпасом Жукасом и позднее, когда его остроумные карикатуры все чаще появлялись в оппозиционной печати. В рисунках художника чувствовалась зрелость. Вез сомнения, он многому научился у советских художников Кукрыниксов, у карикатуриста Бориса Ефимова, работы которых попадали в Каунас через советскую печать — газеты, журналы, альбомы. В работах Стяпаса, на мой взгляд, можно найти и отголоски творчества знаменитых западных художников революционеров — Георга Гросса и Франца Мазереля. Это не означает, что Стяпас Жукас подражал им, нет. Но эти художники были хорошо известны во многих странах, в том числе и в Литве. Во всяком случае, мы, сотрудники «Третьего фронта», интересовались ими и любили. По-видимому, любил их и Стяпас Жукас.Обширное наследие художника (в 1951 году был издан отдельный альбом) до нас дошло далеко не полностью. Не берёг своих работ и сам автор. Очень много рисунков погибло под карандашом фашиствующих цензоров, так и не дойдя до читателей, многие уничтожила война.
В последние годы буржуазной власти Стяпас Жукас особенно сблизился с революционными художниками, которые сплотились вокруг нелегального журнала сатиры и юмора «Шлуота».
Жукас тогда был неоспоримым авторитетом для своих коллег художников и левых писателей. Все следили за его работами, как только они появлялись в печати, все восхищались остроумием художника, его четкой политической направленностью, все хохотали, видя его карикатуры, метко издевающиеся не только над явлениями жизни буржуазной Литвы, но и над фашизмом, международной реакцией. Левые писатели часто встречались со Стяпасом, который работал не покладая рук, не боясь ни обысков, ни арестов, не раз выпадавших на его долю. И сам Жукас нередко навещал левых писателей. Я уже писал о его посещении Казиса Боруты в Паесисе.
В 1940 году, как только рухнул режим литовского фашизма, Стяпас Жукас, как и другие лучшие представители литовской интеллигенции, без колебаний вступил на новый путь. Как художник, он весь свой талант отдал новой советской республике, став серьезным карикатуристом не только внутренней, но и международной темы. Своими талантливыми работами он высмеивал прошлое и прославлял победу трудящихся. В этот год я был очень занят и не часто встречался с художником — разве что в Каунасе, в Доме писателей, куда он приходил на дискуссии или просто на встречу со старыми друзьями. Когда другие спорили, Стяпас Жукас обычно слушал, редко вступая в разговор.)
Очень частым гостем был у меня Пятрас Цвирка. Его заботили писательские дела, материал недавно основанного журнала «Раштай» и гонорары для авторов; кроме того, он просил назначить пособие для больных писателей, в первую очередь для Казиса Банкиса. Я радовался, когда мог немного помочь тем, кто нуждался в поддержке.
Пятрас Цвирка, как всегда, смешил меня своими бесконечными веселыми историями. Вот он только что побывал у моего заместителя Людаса Гиры.
— Знаешь, открываю дверь кабинета (на мой стук никто не ответил) и вижу — Гира повернулся куда-то к окну, меня не замечает и изо всех сил кричит по-русски: «Первая буква Л. …Да, да, Лев, Лев, понимаете, Лев! Нет, нет, не Елена, а Юрий, вторая буква ю… Да, да, повторяю — Людас Константинович… Да, да, правильно, Людас Константинович. Гира, Гира, теперь по буквам: гимн… да, да, гимн или гимназия, потом Иванов, понимаете?» И так кричит в трубку, так ей кланяется, что ничего не слышит, даже того, что я уже подошел и стою у него за спиной…