Буря времен года

Но вот желаю доброго утра я нашим пробужденным
                                                                         душам,
Которые очнулись ото сна не из-за страхов или
                                                                 подозрений.
Я благодарен той любви, которой стали чужды муки
                                                             искушений,
Которая в толпе оставить может нас вдвоем,
                             которая не чувствует лишений.
Пусть мореплаватель стремиться к новым берегам,
Пускай на карте станет меньше белых пятен
                                                                   морякам,
Но мира одного, в котором мы вдвоем, волне хватает
                                                                         нам.

В глазах друг друга свои мы отраженья видим,

По нашим лицам сокровенное читается легко.
Сложились половинки сферы воедино,
Как будто шаром было быть им суждено.
Есть те, которым вместе жить подобно смерти,
Любовью не назвать то чувство, что горит дотла.
Наша любовь же тлеет медленно, спокойно, и будет
                                        греть с тобою нас всегда.

Дрожащими руками я откладываю книгу. Эти поэтические строки слишком похожи на знамение. Как будто мы мечтали об одном и том же.

«Мы оба знаем, чем это закончится». Это были мои последние слова, обращенные к Флёр. А теперь… теперь я готов на все, чтобы вернуть их обратно.

Нащупав ручку на столе Лайона, я поворачиваю книгу боком и пишу на полях послание:

«Мы знаем, чем эта история должна закончиться. Но что, если в таком финале нет необходимости?»

11 По лей-линиям

Флёр

Свет тянет меня вверх, и я ощущаю резкий рывок в животе, будто кто-то дергает за веревочку, обвязанную вокруг моей талии, пока я не взмываю в воздух. Я везде и нигде. Я – энергия, но не обладаю силой, мое тело движется назад так быстро, что я не могу затормозить его. Слишком быстро, чтобы ухватиться за корень и удержаться.

Я проношусь над горами и равнинами, сквозь ветер и воду, под городами и поселками. Моя жизнь – люди, которых я знаю, места, где я обитала, поступки, которые совершала, люди, которых потеряла, – все это мелькает мимо, как сцены в окне скоростного поезда. Видения моей прошлой жизни вспыхивают и снова гаснут, само движение убаюкивает меня, клонит в сон.

Сплю.

Должно быть, я сплю.

В окне вагона я вижу лицо Хулио. Собирающиеся вокруг его глаз морщинки, когда он улыбается, а потом разом становится серьезным и ловит меня в свои объятия. Затем я исчезаю.

И Джек. Всегда Джек.

То, как он оглядывается через плечо, убегая. Будто потерял что-то. Или опасается слишком вырваться вперед.

«А чего ты хочешь?» – слышу я в ухе его шепот, достаточно близко, чтобы заставить кожу покрыться мурашками.

Я отворачиваюсь от окна, ожидая увидеть сидящего рядом Джека.

Но вместо него мне улыбается Дуглас Лаускс. У него на зубах кровь.

Хоть его глаза и излучают свет, в их глубине таится тьма. Его рот отделяется от лица и парит в воздухе вокруг сказанных Джеком слов, заставляя их меняться, принимая новое, безнадежное и отвратительное значение.

«Мы оба знаем, чем это закончится», – напевает он.

За моей спиной раздается грубый смех. На соседнем сиденье вальяжно раскинулся Денвер, небрежно свесив со спинки руку с нашитым на рукаве серебряным серпом. Ликсу опирается о стойку, блокируя своим телом ближайший выход и покачиваясь в такт движению поезда. Сидящая через проход Ноэль наблюдает за Дугом, который, в свою очередь, наблюдает за мной. Внезапно она отворачивается, сильно покраснев.

Я вздрагиваю от громкого удара, заставившего вибрировать окно за моей спиной. Я оборачиваюсь в смятении и вижу Джека, цепляющегося за борт поезда и прижимающегося лицом к стеклу. Он бьет кулаком в окно.

– Поезд красной линии следует до станции Шейди-Гроув, – объявляет через верхний динамик искаженный голос, перемежающийся со статическим треском. – Это конечная станция. Поезд дальше не идет. Всем пассажирам следует покинуть вагоны.

Глаза Джека широко раскрыты, лицо искажено страхом. Он кричит все громче, все настойчивее стучит кулаком по борту. Вокруг него вспыхивают огни, когда поезд въезжает в туннель.

Он прижимает ладонь к окну, и от его дыхания стекло запотевает. Наши глаза встречаются. Джек шевелит губами, снова и снова повторяя одно и то же слово.

«Беги!»

На стекле распускаются морозные узоры. Потрескивая, холод сковывает стены, кристаллизуется на металлических поручнях. Воздух в салоне делается разреженным, ломким и сухим, и мое дыхание становится прерывистым. Мне холодно. Очень холодно.