Мы забираемся все выше по склону горы, огибая крутые повороты. Ребята начинают шевелиться, разбуженные покачиванием машины. Один за другим они потирают глаза и оглядываются по сторонам. Тем временем мы сворачиваем на узкую грунтовую дорогу, полускрытую под покровом опавших листьев. Джек останавливает внедорожник у приземистой деревянной хижины, чья неприметная форма и побитые непогодой стены неотличимы от окружающих деревьев.
– Мы дома, – тихо говорит он, не обращаясь ни к кому конкретно и ко всем одновременно.
Он открывает дверцу и выходит, рассматривает домик с расстояния, не упуская ни единой детали: покосившееся крыльцо и провалившуюся крышу, каменный дымоход и поленницу покрытых мхом дров, растрескавшиеся остатки старого деревянного сарая. Он медленно идет по развеваемым ветром грудам опавших листьев, останавливается, чтобы постучать костяшками пальцев по ржавому колодезному насосу.
Мы дружно высыпаем из машины. Слинки высовывает серую голову из куртки Мари, с любопытством принюхиваясь и топорща усы. Поппи и Чилл помогают Вуди выбраться из внедорожника и замирают с отвисшей челюстью, переводя широко раскрытые глаза с шелестящих ветвей к голубому небу, виднеющемуся в просветах между огненно-оранжевой, желтой и кроваво-красной листвой. Впереди на многие мили простирается зеленая долина. По щеке Поппи скатывается слеза, и она смахивает ее с нервным смешком, несколько облегчающим чувство вины, которое я ношу в себе.
Согревая ладони теплом своего дыхания, Хулио направляется прямиком к маленькому деревянному туалету за хижиной. Эмбер повязывает свой свитер вокруг талии и с треском открывает люк позади дома. На ее губах играет улыбка. Вуди хромает мимо хижины, чтобы лучше все рассмотреть.
Она бросает сумки и рюкзаки у моих ног, и ее улыбка гаснет, когда она смотрит, как Джек поднимается по покореженным ступенькам переднего крыльца. Деревянные доски скрипят. За раскрытой дверью показывается истлевшая сетка, свободно развевающаяся на ветру. Я ожидаю, что он вытащит из кармана отмычку, но он извлекает связку ключей. Дверь заклинило, и он осторожно толкает ее плечом, выпуская на свободу многомесячный, если не многолетний запах затхлости, который я чувствую даже отсюда.
Эмбер морщит нос.
– Это оно? Таково представление Джека о безопасном жилище?
Мне стыдно признаться, что я думаю о том же самом. Хижина выглядит такой ветхой, что, кажется, развалится от первого же снегопада. Я натягиваю толстовку, обнимая себя руками в попытке защититься от пронизывающего холода, который, похоже, не беспокоит никого, кроме нас с Хулио.
– Ни электричества, ни телефонных линий, – замечаю я, ради Джека притворяясь оптимисткой. – Мы вне зоны досягаемости. Никто не сможет нас здесь выследить.
Эмбер указывает на отверстие в виде полумесяца на двери уборной, которую Хулио как раз распахивает.
– Ни водопровода, ни канализации в доме тоже нет.
Тяжело вздохнув, она топает по ковру из листьев, чтобы занять очередь в туалет.
– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает Хулио, подходя ко мне вплотную.
– Вымотанной, – содрогаясь, отвечаю я. – Ты тоже?
Он согласно кивает. Несмотря на то, что он проспал весь день, у него под глазами залегли глубокие фиолетовые тени, а губы немного посинели. Он хватает охапку вещмешков и тащит их в дом. Я тоже беру, сколько могу унести, и иду следом.
В прихожей нет ничего, кроме стола и единственного стула на пыльных половицах. Пузатая печка и несколько шкафов выдают себя за импровизированную кухню. Чугунная дверца со стоном открывается, и Джек садится на корточки и загружает дрова. Чиркнув спичкой, он поджигает растопку и смотрит на потрескивающее пламя, затерявшись мыслями в клубах дыма.
Хулио заглядывает в соседнюю комнату. Двери на петлях нет, есть лишь отверстие в стене. Он бросает сумки на пол, поднимая облако пыли. Вдоль задней стены вытянулись в линию две койки, а сквозь щели в древесине просачиваются лучи дневного света. Над койками нависают перекладины грубо сколоченной лестницы, исчезающей на чердаке. Хулио поднимается наверх и осматривается. Его взгляду предстает груда выцветших матрасов, оставленных кем-то, кто был здесь раньше.
– Это место – настоящий гребаный свинарник, – говорит он, спрыгивая с лестницы.
Отряхнув пыль с ладоней, он возвращается, чтобы осмотреть кухню. Открыв дверцу буфета, он спугивает мышь. Стоящая в дверном проеме Мари ахает от отвращения, а Слинки выпрыгивает у нее из-за пазухи и устремляется в погоню.
Следом за ней входит Чилл. В его темных глазах мелькает отблеск огня, а может быть, воспоминание, когда он видит Джека, сидящего на корточках у печки.
У кого-то урчит в желудке – возможно, у меня. Достаточно громко, чтобы привлечь внимание Чилла.
– Я начну готовить ужин.
Он роется в сумках с едой, которую мы украли, выставляя на стол банки супа. Из затянутого паутиной буфета он извлекает пыльный чугунный котелок и выходит на улицу, бормоча себе под нос что-то насчет колодца.