Читаем Бурятские сказки полностью

— Красавица Дангир Шара, — отвечает служанка. — И еще она велела спросить: «До края ли берегов доходят воды черного моря? Не заметно ли чужих следов на луне и на солнце? Все ли Семь Старцев видны гостям?»-

Передай своей хозяйке, — улыбнулся Гуун Сээжэ, — что не видно одной звезды. На одной половине луны есть чужие следы. А черное море заметно обмелело.

Возвратилась служанка к своей хозяйке и слово в слово передала сказанное ей гостями. И тогда накинулась Дангир Шара на сулжанку:

— Зачем ты отпила из золотой чашки? — гневно спросила ее, — Зачем надкусила пряник и съела кусочек сахара?

Хозяйка бранится, служанка плачет, золотое время идет по земле бурят.

Назавтра хан вспомнил об остальных гостях. Побежала служанка на скотный двор и кричит через забор:

— Тот, что в нагольном тулупе, в сыромятных сапогах, выходи! Хан требует тебя предстать пред его грозные очи!

Затянул Гуун Сээжэ свой пояс потуже и направился во дворец. Вошел в покои и важно, как хан, поздоровался; учтиво, как ханша, поклонился. Сел Далай Баян-хан в сандаловое кресло и спрашивает:

— Чей ты будешь и куда путь держишь?

— Я сын старика Таряаши, зовут меня Гуун Сээжэ. Живу я на другом берегу моря, — отвечает молодец. — Приехал осмотреть силки, поставленные еще моим отцом.

— Ах вот про какие силки ты вспомнил! — хлопнул себя по бокам удивленный до крайности хан. — Как же, как же, знавал я в молодости метко стрелявшего и выпивавшего в меру Таряаши с того берега. Мы с ним частенько бывали вместе на облавной охоте. Однажды, гордые и задорные, мы обменялись на радостях кушаками. И теперь ты приехал за невестой. Нечего сказать, хорошая добыча попалась в силки, расставленные твоим родителем!

Отбросил хан свою чашу с густым чаем в сторону, вздулись его желваки, и проговорил он сквозь зубы:

— Крепость железа узнают при ударе, а чужого человека — во время испытаний.

И хан обратился к своему первому батору Улану:

— На третий день после рождения моей красавицы дочери Дангир Шара я приказал заколоть трехгодовалого бычка и завялить его. Пусть слуги сварят сушеное мясо.

Под присмотром батора Улана сварили слуги сушеное бычье мясо, разложили на десяти больших деревянных блюдах. Взялись за каждое блюдо по два человека и поставили угощение перед гостями. И сказал тогда хан:

— Ну, молодцы, пришел черед показать свою удаль да сноровку. Пятнадцать лет вялилось это мясо, стало оно тверже камня. Вам же предстоит угостить всех собравшихся сегодня во дворце, чтобы каждому досталось по кусочку говядины с большой палец величиной — не больше и не меньше.

Вынул свой нож из золоченых ножен, висевших на черном шелковом кушаке, сын богатого торговца Гэлдэра — Гэнэн Эрхэ. Вытащил из-за голенища сыромятного сапога свой нож с деревянным черенком сын старика Таряаши — Гуун Сээжэ.

Посмотрели два здоровых красных молодца друг на друга и взялись за дело. Как проведет ножом Гуун Сээжэ — так и отрежет кусочек с большой палец величиной. Как проведет ножом Гэнэн Эрхэ — на мясе даже разреза не остается, не берет его нож вяленную пятнадцать лет говядину. Точит он лезвие до блеска, вздуваются его желваки. «Что за чертово мясо!» — ругается сын торговца.

— Это ты наговорами испортил мой нож! — накинулся Гэнэн Эрхэ на своего удачливого соперника. — Сейчас я проткну тебя насквозь!

— Разве ты не слышал слова хана-батюшки? — встал между ними батор Улан. — Крепость железа узнают при ударе, а чужого человека — во время испытаний. Никто не виноват, что родился ты хилым и обречен носить тупой нож! — сказал он так, взял сына торговца за шиворот и вытолкал во двор.

Разрезал Гуун Сээжэ мясо, сушившееся пятнадцать лет, на кусочки с большой палец величиной и раздал всем присутствующим, не пропустив ни одного, не обделив никого — ни малого, ни большого. Глядя на это, говорит Далай Баян-хан:

— Первое испытание показало, что ты способен совершить задуманное и добыть желаемое. Однако второе будет потрудней. На завтрашней зорьке отправишься в густую западную тайгу, встретишь громадного бурого медведя, узнаешь его возраст и вернешься обратно.

Не спит всю ночь сын старика Таряаши, ворочается с боку на бок, все думает, как узнать возраст таежного медведя и вернуться целым и невредимым. Вдруг заскрипела дверь. Вздрогнул Гуун Сээжэ.

— Кто это? — спрашивает.

— Я, — донеслось в ответ, — живущая за семьюдесятью занавесками, дочь знатного Далай Баян-хана — Дангир Шара. Собрала тебе съестных припасов в дорогу да сказать хочу: захвати с собой оленьи рога, и когда приблизишься к берлоге, поставь их на голову. Об остальном не беспокойся.

Удивился Гуун Сээжэ такому совету, и долго еще уснуть не мог, когда красавица так же неслышно исчезла, как и появилась.

На ранней зорьке оседлал молодец своего худого рыжего коня и поехал узнавать возраст бурого таежного медведя. Подъехал к берлоге, поставил Гуун Сээжэ оленьи рога на голову и крикнул:

— Выходи, таежный хозяин!

Вылез медведь из берлоги, глянул на странное существо и закричал:

— Девяносто семь лет живу на белом свете, а среди двуногих впервые вижу увенчанного оленьими рогами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Семь красавиц
Семь красавиц

"Семь красавиц" - четвертая поэма Низами из его бессмертной "Пятерицы" - значительно отличается от других поэм. В нее, наряду с описанием жизни и подвигов древнеиранского царя Бахрама, включены сказочные новеллы, рассказанные семью женами Бахрама -семью царевнами из семи стран света, живущими в семи дворцах, каждый из которых имеет свой цвет, соответствующий определенному дню недели. Символика и фантастические элементы новелл переплетаются с описаниями реальной действительности. Как и в других поэмах, Низами в "Семи красавицах" проповедует идеалы справедливости и добра.Поэма была заказана Низами правителем Мераги Аладдином Курпа-Арсланом (1174-1208). В поэме Низами возвращается к проблеме ответственности правителя за своих подданных. Быть носителем верховной власти, утверждает поэт, не означает проводить приятно время. Неограниченные права даны государю одновременно с его обязанностями по отношению к стране и подданным. Эта идея нашла художественное воплощение в описании жизни и подвигов Бахрама - Гура, его пиров и охот, во вставных новеллах.

Низами Гянджеви , Низами Гянджеви

Древневосточная литература / Мифы. Легенды. Эпос / Древние книги