Бурятские сказки

Разыскал я своих коней, пасущихся среди кустов боярышника, привязал свою норовистую кобылу к засохшей ветке и уже приготовился прилечь да отдохнуть, как вдруг выскочил из-под кустов десятиногий заяц. Решил я его поймать и бросился вдогонку. Однако сколь быстро ни бежал, но отставать стал. Тогда натянул я тетиву и пустил стрелу. Ударилась она в заячью грудь своим оперением и вернулась обратно. «Так вот в чем дело!»- думаю. Пустил я стрелу оперением вперед, наконечником назад. И что вы думаете? Насквозь прошила моя стрела резвого зайца. Решил я зажарить добычу, начал собирать в подол дэгэла кизяк для костра. Но тут взбрыкнула моя пегая кобыла, фыркнула и метнулась в сторону, а потом перевернулась на бок и поехала в гору. Только тогда я догадался, что не к кусту боярышника привязал ее, а к ветвистым рогам гурана, который уносил теперь несчастную кобылу к вершине высокой сопки. Еле достал я беглеца, отвязал кобылу и вернулся на ней к месту стоянки. Гляжу, а собранный мною кизяк в поднебесье порхает. Оказывается, я вместо кизяка рябчиков насобирал.

А надо вам сказать, что со мною была еще и семидесятилетняя собака. Нагрузил я на нее вновь собранный кизяк, привез к месту привала и наконец-то разжег костер. Сварил я зайца в котле без дна. Вынул лучший кусок, поднес ко рту, а рта нет! Оказывается, я забыл свою голову там, где прорубь долбил. Чуть не заплакал я с досады, но и тут не сробел: стал кидать куски мяса прямо через горло и быстро насытился. А потом вытер руки о голенище одного гутула, да забыл вытереть о другой.

Прилег вздремнуть. Однако среди ночи просыпаюсь оттого, что ноги замерзли. Слышу шум, гам и чье-то сопение. Вижу — два моих гутула дерутся. «Вот тебе на закуску! — кричит гутул, о который я забыл руки вытереть. — А вот тебе на верхосытку! — и лупит гутул, лоснящийся от заячьего жира. — Будешь знать, как без меня обедать!» Соскочил я, разнял свои гутулы. «Перестань сердиться, сейчас поздно кулаками махать. Видно, таким уж несчастным ты на белый свет родился», — сказал я обиженному, лег между своими гутулами и уснул в тепле.

Чувствую — среди ночи с левой стороны холодом потянуло. Открываю глаза — нет левого гутула, которого я нечаянно обидел. С большого расстройства убежал он от меня куда глаза глядят. Натянул я правый гутул и кинулся за беглецом. Бежал день, бежал месяц, целый год бежал без отдыха, а его все нет и нет.

Забегаю в один дом, а там большое веселье, пир горой и полным-полно гостей. Я и сам не заметил, как оказался в самой гуще пирующих. Сижу перед полным блюдом мяса, гляжу искоса на слуг, разносящих тяжелые блюда. Присмотрелся повнимательней… «Пусть вытекут мои глаза, — думаю, — если это не мой гутул среди разносчиков!» А это и впрямь левый гутул весь в жиру и в поту с серебряным подносом бегает. «Попался!» — закричал я. Повернулся гутул в мою сторону и от страха поднос с мясом чуть не выронил из рук. Испугался он быстрой моей расправы, заюлил, как напроказивший пес, преподносит мне самые вкусные блюда: «Ты пожалел, — говорит, — для меня жиру со своих рук, а мне для тебя, ненасытного, никаких яств не жалко!»

Перекусил я на славу, а потом отправил левый гутул за своей головой. Мигом обернулся он, поставил голову на место. Захлопали мои глаза, открылся рот, и только тут я почувствовал, что зубы после долгого отдыха стали острей, чем прежде. Перемолол я ими гору мяса вместе с костями, обул гутулы и вернулся к своему табуну.

То ли от жирного мяса, то ли от сильной жары нестерпимо захотелось пить, и отправился я на речку. Просунув голову в прорубь, пил я до тех пор, пока голова моя не распухла так, что стала шире плеч. «Хватит пить!»- думаю, а подняться не могу. Открыл я под водой глаза, смотрю: моя длинная густая борода зацепилась за зубы семиметрового тайменя. Рванулся я и вытащил громадную рыбину на берег.

Парень я оборотистый, поэтому тут же выменял на семиметрового тайменя дрофу. О великий хан, почитающий древние законы Тибета! Надо вам сказать, что была эта дрофа больше двугорбого верблюда, и пила она из колодца, не наклоняясь и не сгибаясь, как другие, в три погибели. Вот какая была дрофа!

Хан подумал, что паренек рассказал все свои семьдесят небылиц, и готов уже был процедить сквозь зубы: «Со мной и похлеще бывало!»- но уж больно диковинной показалась ему дрофа, пившая из колодца, не нагибаясь.

— А может быть, колодец был неглубоким? — полюбопытствовал хан.

— Может быть, и неглубоким, потому что камень, брошенный в него утром, только к вечеру достигал дна, — ответил парень, не растерявшись.

Тогда хан ударил об пол резной тростью с десятигранным алмазным набалдашником и грозно спрашивает:

— Наверное, дни тогда были короткими?

— Наверное, короткими были, — соглашается парень. — Ведь когда твой отец украл овцу у моего родителя и был пойман, у воришки стали выдергивать волосы с головы по одной волосинке. Только к вечеру твой отец вернулся домой совсем лысым и с красной головой.

— Брешешь, собака! — закричал хан и осекся. Но было поздно.