Буридан

Высокое мнение о себе и своих умственных способностях не мешало Маленгру выносить довольно верные суждения и относительно других. Привыкший прокладывать дорогу путями окольными и извилистыми, вынужденный чаще действовать во мраке, он приобрел ту остроту чувств ночных хищников, что держала его всегда настороже.

Любое живое существо, что вставало на его пути, представлялось ему прежде всего препятствием, которое следовало обогнуть, врагом, которого следовало обезвредить, и в таких случаях он тотчас же пускал в ход свое глубочайшее коварство.

Не будучи достаточно сильным, достаточно смелым для того, чтобы сразиться с этим врагом лицом к лицу, Маленгр был вынужден — что вскоре стало приобретенной привычкой — тщательно изучать этого врага, пытаться определить его слабое место.

Вместе с тем он узнавал и качества, с помощью которых этот враг мог сразить его самого, узнавал для того, чтобы затем обратить их к своей собственной выгоде.

Для него не существовало ни родни, ни друзей, максимум — союзники или сообщники… Но только до дня расчета и дележа. В этот день Маленгр испытывал непреодолимую потребность отнять у союзника и его долю, переводя союзника в разряд врага.

Однако тщательно изучив Жийону, как он изучал всех тех, с кем имел дело, Симон Маленгр понял, что она мало в чем ему уступает по многим позициям, а по некоторым даже его и превосходит.

Вот и теперь, столкнувшись с безмятежной уверенностью и спокойным презрением своей товарки, он решил, что у нее есть план, некая мысль, и, разумеется, тотчас же захотел извлечь из этого плана максимальную для себя самого пользу.

Но для этого сей план нужно было еще узнать. А узнать его можно было лишь при бережном обращении с той, которая его знала, и через которую потом можно было и переступить.

Отсюда и столь внезапная перемена в его манерах, которые из угрожающих и вспыльчивых мгновенно стали слащавыми и смиренными.

Теперь же честно признаемся, что Жийона, в свою очередь, не видела пока ни единого способа, который мог бы помочь ей и ее спутнику выбраться из этой критической ситуации.

Какого-то определенного мнения на сей счет она не имела.

Вот только Жийона, видя, что состояние холодной ярости мешает Симону мыслить здраво, поняв, что его перевозбужденный мозг жаждет насилия и крови, так вот, Жийона сказала себе, что минуты ее сочтены, если ей не удастся убедить Маленгра в том, что лишь она одна способна вытащить их из этой передряги. Как мы видим, это ей удалось. Благодаря этой уловке там, где, повторимся, едва не дошло до рукоприкладства, воцарился мир, по крайней мере — его видимость.

— Прости меня, моя славная Жийона, я вышел из себя и был не прав. В том положении, в каком мы находимся, нам нужно помогать друг другу. К сожалению, я забыл об этом, но обещаю тебе, что подобное больше не повторится.

— Это не может не радовать, — проворчала Жийона. — Вижу, к тебе возвращается здравомыслие.

— Так что ты там говорила, Жийона?

— Я?.. Да ничего я не говорила.

— Нет-нет, — промолвил Симон с упрямой нежностью, — ты говорила, что.

— Я говорила, что ты — придурок!

— Быть может, моя славная, моя милая Жийона, быть может. Все мы, знаешь ли, ошибаемся. Непогрешимых людей не бывает, и даже наш святой и достопочтенный отец папа римский не без греха, что уж тут говорить о таком бедняге, как я, существе покладистом, простом и жалком.

— Ну-ну!.. Что-то быстро твой тон переменился!

— Я же говорю, моя дорогая Жийона, что был неправ и прошу у тебя прощения. Объясни лучше, почему ты считаешь меня придурком.

— Потому, что ты не понял, что этот Ланселот Бигорн играет с тобой.

— А ты, получается, это поняла, да, Жийона?

— Еще как поняла!

— Ха! И в чем же заключалась игра Ланселота? Объясни-ка мне это немного.

— Да в том, что этот Ланселот беззаветно предан своему хозяину мессиру Буридану. Он никогда его не предаст, а соглашался с тобой лишь для того, чтобы выведать твой план, а затем и сорвать его.

— Возможно, — проговорил Маленгр, становясь задумчивым. — Возможно, Жийона, ты и права. Действительно, теперь, когда я припоминаю кое-какие обстоятельства. Да-да, Жийона, ты абсолютно права: Ланселот насмехался надо мной, а я был таким придурком!..