Буридан

— Где он, этот-то?.. Кто знает?.. Да и жив ли он еще?..

— Не ты ли, пес, — гневно проревел король, — клялся не выводить меня из терпения?.. Говори!.. Или, клянусь Святой Девой.

— Что ж, хорошо. Мессиру д'Онэ, Филиппу д'Онэ известно все. Но что стало с мессиром д'Онэ? Черт его знает. На этом ли он еще свете?

— На этом! — прорычал король с дикой радостью. — На этом, и, в отличие от тебя, я знаю, где именно!

В общем и целом, это словно нехотя брошенное имя должно было вернуть Ланселоту доверие короля, убедив последнего в том, что его шут знает гораздо больше, чем желает сказать, и может быть ему полезен в большей степени, чем то можно было предполагать.

Произнося имя Филиппа д'Онэ, Бигорн делал большой шаг к доверию короля и становился для него важным наперсником, на помощь которого можно было рассчитывать лишь при условии собственных признаний.

Потому-то Людовик и не побоялся открыть ему, что Филипп д'Онэ жив и он, король, знает, где этот чертов Филипп находится. Признав это, Людовик добавил:

— Далеко же я продвинулся. Единственный, кто все знает, говорить больше не хочет, или не может.

Бигорн, несмотря на радость, которую он испытал, узнав, что Филипп жив, даже не шелохнулся и как бы вскользь заметил:

— Это потому, что его не смогли разговорить.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил король.

— Только то, что и сказал: его не сумели или не пожелали разговорить.

— Хо-хо! — промолвил король, закрывая лицо рукой. — Повсюду мне видятся измены. — Но если из него уже не смогли вытянуть ни слова мои верные подданные, кому это удастся? Если не пожелали они, то кто пожелает?..

«Отлично! — подумал Бигорн. — Филипп — пленник короля! Это уже кое-что. Осталось всего-то ничего — узнать, в какой тюрьме он содержится».

Вслух же он сказал:

— Я смогу и я пожелаю.

— Ты? — воскликнул король в изумлении.

— Я, — лаконично повторил Бигорн.

— И каким же образом ты это сделаешь?

— Это уж мое дело. Я утверждаю, что со мной мессир д'Онэ говорить будет. Как я этого добьюсь?.. Неважно. Главное, что он заговорит. Ручаюсь!

Людовик посмотрел на Ланселота пристально, словно решая, в какой степени можно верить его словам.

— Ты только что говорил, что этого д'Онэ, возможно, не пожелали разговорить. Что означает этот намек?

Бигорн пожал плечами и промолвил:

— Король позволит мне задать ему один вопрос?

— Задавай!

— И король ответит на него честно?

— Похоже, ты уже начинаешь злоупотреблять своими правами, мерзавец!

— Тогда я умолкаю.

— Говори, скотина! Я отвечу на твой вопрос.

— Кому было поручено допросить мессира д'Онэ, постойте, я отвечу за вас, держу пари, что монсеньору графу де Валуа, или же монсеньору де Мариньи.

— Валуа! — сказал король, спрашивая себя, к чему его шут клонит.

— Валуа!.. Я так и знал!.. Валуа! Ио! Иа!

«Ага! Филипп в Тампле!» — смекнул Бигорн и, не в силах скрыть радость, наполнил кабинет короля ослиным ревом.

— Может, ты объяснишься, негодник? — произнес король, мрачнея все больше и больше. — Уверяю тебя, сейчас не время смеяться.

— Черт возьми, я смеюсь оттого, что вы поручили сторожить мессира д'Онэ, ведь мессир д'Онэ в Тампле, не так ли?

Король утвердительно кивнул.

— Вы поручили сторожить его графу де Валуа, одному из тех двоих, которые жизненно заинтересованы в том, чтобы Филипп не заговорил?

— Валуа заинтересован в том, чтобы узник не заговорил? Но, тысяча чертей, какой у него может быть интерес?

— Я же говорю — жизненный.

— Получается, Валуа всё знает?

— Возможно, и не всё, но достаточно для того, чтобы не желать признаний этого пленника. Да и потом, могу поспорить, что он сам вызвался охранять мессира д'Онэ.

— Так и есть, — промолвил король. — Теперь я склонен с тобой согласиться.

— Ио! Иа!.. Вот видите!.. Ио! Иа!..

— Но что такого знает Валуа?

— Что такого знает Валуа?.. Спросите об этом у Мариньи.

— И Мариньи тоже. О! Вокруг меня одни изменники и предатели! Но что знает Мариньи?

— Спросите об этом у Валуа! — улыбнулся Бигорн.

Король на несколько секунд впал в ступор, а затем произнес:

— Известно ли тебе, что ты обвиняешь двоих самых могущественных после короля людей?..

— Ио!.. — воскликнул Бигорн, разыгрывая испуг. — Да будет Вашему Величеству угодно заметить, я никого не обвиняю. Я говорю лишь — и это правда, — что монсеньор де Валуа и монсеньор де Мариньи знают обо всем этом ничуть не меньше мессира д'Онэ, и, будучи заинтересованными в том, чтобы он не заговорил, принимают соответствующие меры. Но я их ни в чем не обвиняю, я ничего такого не знаю.

— Я сейчас же вызову сюда Валуа и Мариньи, и мы увидим.