Буридан

— Ну, господин шут, выкладывай свою информацию; что ты там хотел мне рассказать относительно Нельской башни? Когда ты меня туда привел, то довольствовался лишь тем, что оставил у какой-то двери, сказав, чтобы я искал, и тогда найду. Я поискал, но ничего не нашел. И тем не менее, — добавил король с мрачным видом, — я должен найти! Говори же, если что-то знаешь!

Ланселот широко распахнул испуганные глаза, тогда как его нос, и без того очень длинный и невероятно подвижный, казалось, еще более вытянулся, грозясь влезть прямо в рот Бигорну.

— Информацию, сир?.. Да помогут мне святые Варнава и Панкратий!.. Пусть все черти ада поджарят, разорвут мою жалкую шкуру, пусть все огни преисподней, все эти терзающие плоть костры дьявольской обители вцепятся мне в язык и тянут, пока он не станет тряпкой, годной для мытья полов, если я понимаю хоть слово из того, о чем вы говорите!

— Но мне сказали, что ты хочешь рассказать мне что-то именно о башне!

— Ах да, это правда! Так вам сказали, — спокойно продолжал Ланселот, — но, знаете ли, нужно же было сказать хоть что-то, чтобы предстать перед королем! Хорошо бы выглядел тот, кто явился бы к очень христианскому и всемогущему королю и заявил: вас желает видеть Ланселот Бигорн. Да кто он такой, этот Ланселот Бигорн?.. Пусть этого Бигорна бросят в какую-нибудь темную камеру и не забивают мне им голову. А так бы и сделали, тогда как: «Ланселот Бигорн обладает некой информацией относительно того, что произошло в Нельской башне» — и Бигорна тотчас же препроводят к королю, и вот он уже служит, ничего не боясь, этому могущественному хозяину.

— Значит, — разочарованно проговорил король, так как Ланселот казался ему искренним, — ты ничего не знаешь? Не подслушал никакого секрета?

— Я? Ничего — абсолютно ничего! Я не знаю, даже самого незначительного пустяка, разве только то, что уже говорил вам: «Стучи, и отворят тебе, ищи, и найдешь!.». И да заберет меня чума, да заставит меня лихорадка до скончания дней моих клацать зубами и дрожать всеми членами, если я лгу!

— Ладно, — произнес король со вздохом, — оставим это.

Про себя же он думал:

«Как узнать?.. Кто же заговорит?.. Кто скажет мне правду, всю правду. О! Тот, кто узнает, кто заговорит, кто избавит меня от этих подозрений, что разъедают мой мозг и сердце, словно ненасытные грифы, тому я отдам одну из моих провинций, самую красивую, самую богатую, разве что, — и на губах его заиграла зловещая улыбка, — разве что если я не прикажу закопать его живьем в какой-нибудь ужасной могиле, чтобы вместе с ним похоронить постыдную и позорящую тайну».

И, неистово взмахнув ногой, он отправил в другой конец зала ближайший к себе табурет.

Начиналась сцена гнева.

В это время Ланселот Бигорн не сводил с короля глаз и, в свою очередь, думал:

«Вот те на!.. Собирается гроза. Будь начеку, Ланселот, друг мой, если не желаешь оказаться сломанным, как унесенная бурей щепка.

Так уж повелось, что любовь и ненависть могут сразить самого сильного и могущественного точно так же, как и самого слабого, унизив самого гордого точно так же, как и самого смиренного, погрузить его в жалкое и яростное состояние, низвести до уровня самого свирепого, самого гнусного из животных, сделав сразу и тигром, и свиньей!.. Как же ты был прав, Ланселот, что предпочел бутылку самым восхитительным из созданий, как говорят господа влюбленные. Ха, женщины!.. Дьявольские создания, изрыгнутые преисподней на погибель нашей души и тела!.. Бедный сир!.. Мне так его жаль!.. Но, черт возьми! Я не хочу, однако же, говорить ему, что Маргарита — та еще развратница, такая развратница, что по сравнению с ней все потаскушки Двора чудес и Валь-д'Амур покажутся ангелами!.. Нет, я не хочу ему этого говорить. В том настроении, в каком он пребывает, Высочество переломает мне все кости, словно сучки для разжигания огня. Пусть ищет сам!.. Так и быть, я наведу его на след. Но сегодня я пришел в Лувр не за этим».

Все эти размышления, гневные и ужасные — с одной стороны, философские — с другой, занимающие так много места здесь, в действительности пронеслись в их головах за несколько мгновений.

И в ту самую секунду, когда король решал, какому страшному наказанию он подвергнет того, кто заговорит, именно в эту секунду Ланселот думал: «Если я заговорю, он переломает мне все кости».

Машинально король, проходя в своем яростном променаде мимо сидевшего на табурете Бигорна, повторил:

— Значит, ты решительно ничего не знаешь?

— Ничего. Я же уже сказал: ничего!.. Разве что.

Король остановился и, резко развернувшись, живо спросил:

— Разве что — что?

— Да!.. Возможно!.. — промолвил Ланселот, словно говоря с самим собой. — Там будет видно.

— Там будет видно — что?.. Что ты знаешь?.. Говори!

— Что ж. Хорошо!.. Самому мне ничего не известно.

Король взмахнул от досады руками.

— Но, — не спеша, будто взвешивая каждое слово, продолжал Бигорн, — если самому мне ничего и не известно, то я знаю того, кому известно все!

— Кто же это? — жадно проговорил Людовик. — Назови его имя! Казалось, Ланселот не слышит. Он продолжал бубнить себе под нос: