Буридан

В этот момент Маргарита — трепещущая, неистовая, божественная — подбежала к нему, упала на колени, обратила к нему лицо прекрасное и трагическое.

— Людовик, я тебя люблю!.. — охрипшим голосом прошептала она.

Король вздрогнул от ужаса. Ложь в этот момент была так отвратительна!..

А она и не лгала вовсе!

С криками, со всем порывом разгулявшихся страстей, с дикими мольбами, рыданиями, улыбками, слезами, она шептала, вопила, бормотала, лепетала.

И вот что услышал Людовик. Вот что он увидел. Вот что он принял за самую необузданную из комедий, тогда как теперь это была уже никакая не комедия!..

— Да, я люблю тебя Людовик!.. С каких пор? Не знаю! Быть может, любила всегда! Послушай! На турнирах, когда ты несся вперед на своем боевом коне с копьем наперевес, я ревела от восторга, или, по крайней мере, мне так казалось. Но что-то кричало, противилось в глубинах моей души. Дура! Сумасбродка! Я не хотела тебя любить!.. И я любила тебя!.. Слушай же все, я признаюсь во всем!.. Я была самой развратной из женщин, я была преступницей. Я убивала. Во мне и вокруг меня живут десятки призраков. Несчастная! О, какое же это ужасное горе! Людовик, я люблю тебя! Убей меня, придуши, назначь мне то наказание, что ожидает всех неверных жен, но позволь мне кричать, что я люблю тебя. Ах, до чего ж приятны эти слова! Я впервые произношу их этими губами от всего сердца. Впервые это сердце заливает меня чистым светом. Я люблю тебя, Людовик! Эти слова я десятки раз повторяла их другим! Убей меня! Но никогда в душе моей не было такого опьянения, такой нежности, такого глубокого удивления, как в эту минуту!.. О, эта грязная душа! Мерзкое сердце! Мерзкая потаскушка! Да, это я была той развратницей из Нельской башни! Знал бы ты, как мне жаль сейчас этого потерянного счастья! О, Людовик, мои глаза раскрываются, сердце перерождается для новой жизни и грязная душа моя очищается. Людовик, Людовик, я люблю тебя! Позволь мне кричать об этом. Позволь всему моему естеству стонать и вопить: «Я люблю! Я! Я! Развратница Маргарита! Я люблю!» Отрада и наслаждение любви, которых я никогда не ведала, которые я искала во всех глазах, на всех губах, — наконец-то я вас познала!.. Боже милосердный, Боже всемогущий, благословляю Вас, и буду благословлять на костре даже, если смогу, в последнем усилии моего тела и сердца, прокричать на весь мир, что Маргарита Бургундская познала любовь, если смогу умереть, шепча: «Людовик, мой возлюбленный Людовик, я люблю тебя».

Ответом был пронзительный смех, мрачный, неудержимый…

Она подняла к нему голову и тотчас же осела на пол: Людовик ей не верил! Людовик никогда больше ей не поверит!..

На секунду кулаки Людовика Сварливого взметнулись, словно эта комедия развратницы вызвала в нем один из его приступов неистового гнева, словно он хотел убить Маргариту.

Но его руки, сжатые в кулаки медленно упали. И резкий, зловещий смех вновь прокатился по комнате, обрушившись на голову распростершейся на полу Маргариты.

Даже не это! Она была недостойна даже того, чтобы умереть от его собственной руки! Все было кончено! Мир рушился. Она погружалась в беспредельный ужас.

— Прощай! — глухо промолвил Людовик.

Она не подняла головы. Она так и осталась лежать в уголке, у окна. Она слышала, как Людовик медленно уходил. Он сказал: «Прощай!», как это говорят покойнице. Это было последнее его: «Прощай!». Конец! Она для него больше не существовала.

Уже почти дойдя до двери, Людовик Сварливый обернулся.

— Маргарита, — сказал он, — честь короля пострадать не должна. Суд над тобой будет скорым и тебе будет вынесен такой приговор, который покажет всему миру, что честь королей задевать нельзя. Зная меня, надеюсь, ты понимаешь: это не мое решение. Честь для меня — ничто, раз уж я навсегда лишился счастья.

Он на мгновение остановился, словно раздумывая. Она не шевелилась, ничто в ней не дрогнуло.

— Вот почему, Маргарита, — продолжал Людовик, — я счел нужным оказать тебе последнюю милость. Все же я любил тебя, любил. В общем, в этом пузырьке ты найдешь то, что позволит тебе избежать суда и наказания. Прощай, Маргарита, прощай!..

Король удалился. Когда он вернулся в свои покои, то и думать уже забыл, что на свете существовала некая Маргарита, разве что отдал приказ, чтобы в «тюрьму» королевы входили каждый час и докладывали ему, что там нового.

Людовик ожидал момента, когда испуганный Транкавель прибежит и крикнет:

— Сир, госпожа королева мертва; она отравилась!

Момент этот так и не наступил.

И мы расскажем, что стало с Маргаритой Бургундской, в другой главе.

Прежде же чем закрыть главу настоящую, отметим еще такой инцидент:

Когда Людовик X вернулся к себе, он обнаружил графа де Валуа. Во взгляде сиятельного дядюшки читался немой вопрос.

Людовик отвечал:

— Что ж, приговор вынесен. Королева умрет.

— Значит, будет процесс? — пролепетал граф, задрожав от страха.

И страха небезосновательного: вряд ли перед тем как умереть, во время допросов, Маргарита — будь то из мести или же по какой-то другой причине — не крикнет во всеуслышание: