Буржуа: между историей и литературой

Абсурд. В то же время век башенок и табернаклей был также кульминацией периода расцвета викторианской стабильности, Веком Равновесия, как его называли[243], в котором внутреннее спокойствие, которое Грамши считал характерным для гегемонии Великой Власти, достигло апогея[244]. «Андерсон, Винер и другие датируют культурный и моральный крах буржуазии серединой XIX века», пишут Джон Сид и Дженет Вольф в «Культуре капитала»; но это, возражают они, также момент «заката чартизма и инкорпорирования рабочего класса… Это совпадение показывает, что перестройка классовых отношений в середине века включает в себя нечто большее, чем потерю средним классом „куража“»[245]. Они правы, но так же правы и Андерсон и Винер: в середине столетия действительно имело место отступление буржуазных ценностей, а кроме этого, происходила перестройка классовых отношений. Два этих процесса различаются, но в то же время идеально совместимы. «Сталкиваясь с потребностью в самооправдании, – пишут Люк Болтански и Эв Кьяпелло, развивая гипотезу Луи Дюмона, – капитализм прибегает к „уже-наличному“, легитимность которого обеспечена в полной мере… соединяя его с потребностью капиталистического накопления»[246]. Они говорят не о викторианской эпохе, но, по сути дела, описывают и ее тоже: к середине столетия капитализм стал слишком могущественным, чтобы оставаться заботой исключительно тех, кто был связан с ним напрямую, он должен был стать понятным для всех, и с этой точки зрения действительно «сталкивался с потребностью в самооправдании». Но у класса буржуазии было слишком мало культурного веса, чтобы обеспечить такое оправдание, и вместо этого он обратился к христианско-феодальному «уже наличному», учредив общую символическую систему для высших классов, которая значительно затруднила возможность бросить им вызов. В этом секрет викторианской гегемонии: чем слабее буржуазная идентичность, тем сильнее социальный контроль.

4. Джентльмен

Готика как «уже наличное», которое окружает современный капитализм «историческими ширмами». Ясно, что это означает в архитектуре: вы строите железнодорожный вокзал и возводите над ним поперечный неф готического собора. А в литературе? Наибольшее приближение – страница о «Вождях промышленности» из «Прошлого и настоящего»:

Трудящийся мир, столько же, сколько и Воюющий мир, не может быть руководим без благородного Рыцарства Труда <…> Ты должен добиться искренней преданности твоих доблестных военных армий и рабочих армий, как это было и с другими; они должны быть, и будут, упорядочены; за ними должна быть закономерно укреплена справедливая доля в победах, одержанных под твоим водительством; они должны быть соединены с тобою истинным братством, сыновством, совершенно иными и более глубокими узами, чем временные узы поденной платы![247]

Чтобы получить согласие трудящихся Англии, недостаточно просто быть промышленником и «добиться искренней преданности». На картине должны появиться «военные армии», «доля в победах», «Рыцарство»… Чтобы установить свою гегемонию, новые люди должны искать «уже-наличную» легитимацию через Воюющую Аристократию. Но против чего воевать?