Буржуазное достоинство: Почему экономика не может объяснить современный мир

Ни то, ни другое "и так" не имеет особого экономического смысла. Экономический историк Х. Дж. Хабаккук в 1962 г. выдвинул аналогичный аргумент в отношении США в XIX веке: труд был дефицитен по отношению к капиталу, и поэтому Америка внедряла инновации, экономя труд. Сам Аллен, вслед за такими критиками, как Питер Темин и другие историки экономики, отреагировавшие на Хабаккука, точно подводит итог одному сокрушительному аргументу против такой аргументации: "Одна из проблем заключается в том, что бизнес беспокоится только о затратах в целом, а не о затратах на рабочую силу или энергию в частности, поэтому все сокращения затрат одинаково приветствуются". Как отмечает другой ведущий специалист в области технологии, Тунцельманн, "на самом деле чрезвычайно трудно привести логические теоретические аргументы в пользу кажущегося самоочевидным положения о том, что дефицит труда должен вызывать трудосберегающие тенденции в технологии". Шиллинг, полученный за счет экономии не труда, а угля (экономия угля была фактически навязчивой идеей первых пользователей паровых машин, как показала Маргарет Джейкоб из их трудов), равен шиллингу, полученному за счет экономии труда (о которой, как отмечает Джейкоб, редко упоминали инженеры, которых она изучала). Если предпочесть убедительный теоретический аргумент убедительному эмпирическому выводу, как у Джейкоб (в Чикагском университете в лучшие времена истинного эмпиризма говорят: "На практике это хорошо, но как насчет теории?"), можно обратиться к аргументу экономиста Дарона Асемоглу о начальных затратах на исследования: именно потому, что в Британии было много угля, инженеры искали инновации, которые оправдывали бы начальные затраты на поиск способов его экономии, а не труда. Позже, в XIX веке, как мы с Алленом выяснили некоторое время назад, британская черная металлургия достигла прогресса в основном за счет экономии угля, как, например, в случае рециркуляции горячих газов из доменной печи Нейлсоном для сокращения использования кокса на две трети, или в случае жесткого вождения позже в том же веке с аналогичным результатом. К тому времени в Великобритании зарплаты были еще выше, а реальная цена угля не сильно изменилась. Что же произошло, спрашивается, с предполагаемым трудосберегающим уклоном в период с конца XVIII по конец XIX века?

Если бы заработная плата зависела только от цен на уголь, то, как отмечает Джейкоб, Бельгия и крайний юг высокооплачиваемых Нидерландов, которые имели уголь и в любом случае могли очень дешево импортировать его из Нор-Тумберленда через Северное море, стали бы Бирмингемом и Манчестером конца XVIII века. И если посмотреть на этот вопрос с другой стороны, то почему же тогда промышленность на низкооплачиваемых частях континента, расположенных вдали от Нидерландов, не взорвалась инновациями в области экономии угля? Как говорит Мокир, "экономики, не имевшие угля, постоянно испытывали давление, заставлявшее их разрабатывать более экономичные методы или двигатели, использующие альтернативные источники энергии", приводя в пример ветряные мельницы в Азии или водяные мельницы в Риме (и те, и другие, отмечает он, не были впоследствии значительно усовершенствованы или использованы для осуществления промышленной революции). "И поэтому в любой эпохе и в любом месте есть стимул для инноваций в большом объеме. Логика как-то сбилась. Дешевый уголь действительно может объяснить размещение энергоемких производств в Ланкашире по сравнению с Уилтширом или Бирмингемом по сравнению с Бордо (хотя, кстати, Аллен не вполне сознательно признает важность водной энергии). Если согласиться с тем, что шиллинг - это шиллинг, как это делает Аллен, склонив шляпу перед критиками Хаббакука, то можно нелогично предположить, что высокое соотношение заработной платы и угля влияет на состав инноваций. Однако в промышленной революции нужно объяснять не состав инноваций, а их масштабы. Патрик О'Брайен и Каглар Кейдер давно поняли это, утверждая, что Франция пошла "другим путем", чем Великобритания в ХХ веке. Поэтому можно спросить, почему в Италии XVIII века или в Китае не было трудового пути в современный мир. То, что британские инновации были смещены (по выражению экономистов) в сторону экономии труда, если они были (хотя в производстве железа, как я уже сказал, они точно не были, и в отношении всей экономики эконометрические исследования согласны с тем, что Британия не была смещена), совершенно ничего не говорит о том, сколько инноваций в целом сделали бы британцы. Если спагетти в Италии дешевле риса по сравнению с Японией, то можно ожидать, что итальянцы будут есть относительно больше спагетти, чем риса. Однако такое ожидание ничего не говорит о том, сколько продуктов питания в целом будут потреблять эти две страны, один вид продуктов в совокупности с другим. Для объяснения современных инноваций важна совокупность, а не модель.