Буржуазное достоинство: Почему экономика не может объяснить современный мир

Поэтому Пайпс вводит в заблуждение, заявляя в одном месте, что, вопреки только что собранным им самим доказательствам (Гомер кивает), утверждает, что "таким образом, в течение семнадцатого века в Западной Европе стало общепризнанным, что существует Закон природы... [и что] одной из граней этого закона является неприкосновенность собственности". Правда, в XVII и особенно в XVIII веке это говорили все больше людей, чему мы рады. Важно, что люди продолжали говорить о том, что "все люди ... обладают некоторыми неотъемлемыми естественными правами... . среди которых... средства приобретения и обладания собственностью". Но сам Пайпс показывает, что эта идея и особенно практика существовали уже много веков назад: в английском праве, в трудах Аквинского и, как он отмечает в параграфе, предшествующем его северянской и поведенческой декларации, в трудах Сенеки Римского. Пайпс только что утверждал, что даже Жан Боден, выдающийся французский теоретик абсолютизма и божественного права королей, заявил в 1576 г., что частная собственность - это закон природы, защищенный от самого великого государя, ссылаясь при этом на Сенеку. Боден не допускает существования крепостного или служилого класса, которым владел бы Тимур, Аурангзеб или Иван Грозный. Француз конца XVI в. не был предметом багажа безземельного кочевника, с любовью вспоминающего о дикой степной жизни.

Как я уже сказал, в некоторых отношениях современная экономика с ее гигантскими административно-управленческими государствами, расходующими половину национального дохода и регулирующими еще более широкие сферы экономической деятельности, создает не больше, а меньше гарантий собственности, чем феодальная экономика с разбросанными центрами власти или чем государство раннего модерна, такое как Англия времен Стюартов, с не слишком впечатляющей способностью к налогообложению. Этот факт - историческая ирония, с которой, несомненно, согласятся и Пайпс, и Норт, и Гарольд Демсец, и Ричард Эпштейн, и я. Американское правительство, вооруженное доктриной отчуждения собственности и правом облагать доходы налогом в размере 35% в совокупности на федеральном уровне и уровне штатов, с административными органами, имеющими широкие полномочия в области трудовых отношений и загрязнения воздуха, не говоря уже о необычных определениях пыток, возможности прослушивать телефонные разговоры и страстном желании ограничить потребление людьми рекреационных наркотиков, кажется в этом отношении более, а не менее похожим на старую Московию, чем, скажем, Франция в 1576 году. Профессор права Ричард Эпштейн пессимистично оценивает будущее административного государства, противопоставляя его свободам, обеспечиваемым общим правом.21 Экономист Милтон Фридман любил цитировать Уилла Роджерса: "Слава Богу, мы не получаем все то правительство, за которое платим". Но это происходит не потому, что мы придерживаемся либертарианской идеологии, а судьи находятся под ее влиянием, и не потому, что государственный аппарат автоматически защищает нас.

Механизм современного правительства, даже в большей степени, чем древнего, может перемалывать мелкие детали.

Еще раз процитируем дальновидного Маколея, выступившего в 1830 г. против протосоциализма Роберта Соути: Соути предложил бы "устранить бедствия, возникающие в результате накопления богатства в руках нескольких капиталистов, путем накопления его в руках одного крупного капиталиста, у которого нет никаких мыслимых мотивов использовать его лучше, чем у других капиталистов, - всепожирающего государства". Но в Западной Европе в 1200 или 1700 гг. право собственности, защищающее по-локковски от всепожирающего государства, не было чем-то новым. Римское право очень хорошо защищало собственность, спасибо, и римское государство забирало для своих целей не более 5 процентов национального дохода, как у английских Стюартов. Государство Моголов из народной басни, напротив, возведенное на принципе патримонии, который в наши дни выглядел бы разумным для тиранического социалистического государства, утверждается (мы видели, что это утверждение может быть ошибочным), что оно забирало 50 процентов.