Буржуазное достоинство: Почему экономика не может объяснить современный мир

Причина, по которой Пайпс впадает в ошибку, чрезмерно акцентируя внимание на Славной революции, заключается не в нордическом сжатии хронологии, а в неуместном сравнении. Вполне понятно, что, поскольку русская история - его профессия, он всегда имеет в виду удручающий российский пример. Он убедительно доказывает, что развитие частной собственности на Руси было остановлено монгольским нашествием 1237 г., подчинившим правителей Московии на два последующих столетия Золотой Орде, называемой по-русски "татарами". При первом непосредственном захвате Орда управляла из своих лагерей в низовьях Волги абсолютным террором, как это свойственно кочевникам-завоевателям, и не допускала никаких контрвластей и прав собственности. Типичным примером войны кочевников является Тимур Хромой, сделавший в Ис-фахане пирамиды из семидесяти тысяч черепов. (На пути к собственным завоеваниям в 1395 г. он, кстати, повредил бока Золотой Орде). В 1940-х годах немцы, японцы и сами русские вновь начали вести войну в другом ключе. Пайпс утверждает, что великие князья Московии и их наследники после 1547 г., цари всей Руси, были научены монголами "вотчине" ("отцовскому закону", "вотчинное государство" - термин Вебера).2 По его словам, без монголов торговая традиция мощного городского государства Новгород, основанного шведскими викингами, восторжествовала бы, как это произошло с буржуазными традициями в других странах Европы. Но, к сожалению, буржуазные традиции проиграли, и вместо этого в 1478 г. воинственная и теперь уже имущественная Московия присоединила Новгород, а столетие спустя Иван Грозный методично разогнал его буржуазию. По словам ведущего историка ранней современной России Ричарда Хелли, "к 1650 году Москва [то есть лично царь] практически полностью контролировала два основных экономических фактора - землю и труд, а также имела значительный контроль над третьим - капиталом".

Закабаление крестьян происходило как раз в то время, когда в Западной Европе происходила эрозия крепостного права. Свод законов 1649 г. отменил срок давности по возврату беглых крепостных (сравните с обычаем "год и день" на Западе - городской воздух делает человека свободным: Stadtluft macht frei). Кодекс "юридически стратифицировал все остальное общество, - отмечал Хелли, - обеспечив тем самым контроль государства почти над всем трудом в России".

К "остальному обществу" относилась и его верхушка. Меркантилист Петр Великий и даже просвещенная и физиократичная Екатерина Великая, по словам Пайпса, относились ко всем в России от мала до велика как фактически к крепостным. По словам одного аристократа, это было равносильно "деспотизму, сдерживаемому убийствами" (о Петре III, Павле I, Александре II, Николае II). Пока царь выживал после кинжала или пистолета, имущество каждого было в его распоряжении. Приобретенное у Норта ошибочное мнение Асемоглу о том, что в Западной Европе "экономические институты также обеспечивали контроль монархов над значительной частью экономических ресурсов общества", верно для России - но нигде в Европе, от Польши до Ирландии. Как только Вильгельм Завоеватель разделил земли Англии между своими последователями, они стали владеть ими, если по феодальной теории "от" короля. Аристократ платил рыцарскую службу, как крепостной платит шесть каплунов, но рыцарь и крестьянин владели землей, покупали и продавали ее с энтузиазмом с древнейших времен. Даже высокомерные прусские герцоги-маркграфы-короли были ограничены имущественным и обычным правом. Но великий русский государь, каким бы высокомерным и франтоватым он ни был, все же принадлежал всего лишь к "служилому" сословию.