Буржуазное достоинство: Почему экономика не может объяснить современный мир

Но главная проблема, как я уже сказал, заключается в том, что прозрения поэтов и сказочников, историков и философов, которые с самого начала были направлены на то, что же на самом деле представляет собой счастье человека, просто обойдены. "Счастье", рассматриваемое как самооценка настроения, конечно, не является целью полноценной человеческой жизни. Если бы вам дали наркотик, подобный воображаемой Олдосом Хаксли соме, вы бы каждый раз сообщали исследователю о счастье, равном. Что-то здесь не так. Спросите себя: если бы вы могли прожить прекрасную жизнь за полчаса, будучи привязанным к супер-пупер машине (как выразился философ Роберт Нозик), но потом умерли, вы бы приняли это предложение? Нет, если только вы не собирались умереть в любом случае. У вас есть своя жизнь и своя личность, которой вы дорожите, независимо от "счастья". Об этом говорят многие современные философы - например, Марк Чекола (2007), а также Нозик и Дэвид Шмидц - и другие философы, теологи и поэты, начиная с Конфуция, Господа Кришны и раньше14. Если мы, экономисты, не собираемся углубляться в сомнительную теорию счастья, то, возможно, нам следует придерживаться того, что мы действительно можем знать научно - а именно, национального дохода, измеряемого должным образом, как "потенциал" или то, что я называю "объемом", или то, что Амартия Сен и Марта Нуссбаум называют "возможностями" - способность читать, например, или потенциал стать основателем нового бизнеса, или культивируемый талант художника.

Современный экономический рост дает возможность сделать гораздо больше, независимо от того, все ли этой возможностью воспользовались. Бессмысленно призывать к Высшей жизни людей, умирающих на улицах Калькутты. Это был проект Матери Терезы, и можно вполне обоснованно сомневаться в его этической ценности (если не в его богословской сущности). Сен и Нуссбаум мудро отказываются от "счастья в горшке" и сосредотачиваются на измерении возможностей, которые, несомненно, гораздо больше в Норвегии сегодня, чем в Индии в 1800 году или сейчас15. Предки очень умных профессоров, как отстаивающих, так и оспаривающих горшечные меры счастья, - Истерлин, Франк, Шор, Веблен, Фрей, Лэйард, Чекола, Нозик, Шмидтц, Макклоски, Нуссбаум, Сен - были неграмотными крестьянами или бедными сапожниками (ну... возможно, не Сен). Если только они не принадлежали к крошечной группе привилегированных раджи или епископов, или к еще более крошечной группе тех, кто путем духовных упражнений достиг состояния нирваны или блаженства без эфемерных земных вещей, они не были близки к тому "счастью" в полном человеческом смысле, которым сегодня наслаждается все больший процент людей в мире.

Можно занять пессимистическую позицию и вместе со многими критиками инноваций утверждать, что "материалистическая и индивидуалистическая культура", по выражению Истерлина, создается экономическим ростом. Доказательства представляются слабыми. Как заключает историк Лиза Джардин на основании картин и других мирских товаров, продававшихся в Европе с 1400 по 1600 год, "бравурный консюмеризм" того времени было выражение эпохи Возрождения, а также "безудержной гордости меркантилизмом [под которым она, по-видимому, подразумевает "меркантильность", а не более привычное значение протекционистской экономической политики] и приобретательской способностью, питавшей его предприятия..., торжество стремления к владению, любопытства обладать сокровищами других культур "16 . торжество стремления к собственности, любопытства к обладанию сокровищами других культур".16 Заметим, однако, что, по мнению Жардин, материализм и индивидуализм появились не так давно. Они не связаны с Европой индустриальной эпохи.