— Меня-то, наконец, кто-нибудь спрячет!!! — сорвалась на крик Сорока.
Алессандра вздрогнула, опомнилась и уставилась на нее с подозрением.
— А что ты натворила? Стащила что-нибудь?
— Ну, начинается… Самое время вопросы задавать!
И Сорока уклончиво посмотрела, долго ли до Лошадника осталось. А когда поняла, что ничего не осталось, пыл растрачивать не стала, взмахнула крыльями, вспорхнула и, не спрашивая, к Хорошей в капюшон забилась.
Не успела она спрятаться, как с одной стороны Принчипесса с криком коляску остановила, а с другой — с топотом Лошадник с коровами подъехал.
Еще пыль не осела, как Принчипесса слетела с козел и, никого не замечая, подбежала и гневно набросилась на Лошадника.
— Вы по какому праву по моей земле стадо гоните?! — кричала она, и глаза ее сверкали бесстрашно и воинственно. — Всю траву стоптали! Всех овец распугали!
Лошадник, не успев спешиться, взирал на нее сверху вниз в изумлении.
— Веро, а ты как здесь оказалась? — бросил он между делом, но взгляда от Принчипессы не отводил. — Григорий, фу! Ну, Веро, ты же знаешь, что он к тебе не равнодушен.
Алессандра, Хорошая и Буржуй изумленно уставились на Веро, и та сразу почувствовала себя польщенной. Легкий румянец тронул щеки, но насладиться чувством собственной значимости мешала что-то там вопящая Принчипесса.
Лошадник какое-то время ее не перебивал, спрыгнул с лошади, перебросил поводья. Обернулся, снял шляпу и, слегка поклонившись, спокойно ответил на разъяренный взгляд.
— Значит, это ты хозяйка заповедника, и земли тоже твои… Ну что ж, мы с коровами просим прощения. Ну что ты кричишь? — Лошадник пожал плечами. — Ну что? Да, разрешения не спрашивал. Я пять лет здесь стадо гоняю и не спрашиваю. Чтобы твой заповедник объехать, надо много времени потерять, а я торопился перегнать коров и не хотел делать крюк.
Принчипесса рот открыла и на коров посмотрела. Те стояли позади Лошадника как банда — холеные, обожающие своего хозяина. Они тоже делать крюк не хотели.
Не зная, что ответить, давая себе время собраться с мыслями, Принчипесса вдруг заметила Буржуя. Его трудно было не заметить: он сидел на задних лапах, уставившись на Принчипессу: и восторг, и ужас на его морде были неподдельные.
— А вы кто такие? Почему по моей земле ходите? А-а-а, просто гуляете. Ну, гуляйте…
И замолчав вдруг, Принчипесса медленно обвела взглядом свои владения. Она словно обо всех позабыла, даже о Лошаднике с его коровами.
— Как-то тихо все… — словно говоря сама с собой, тревожно пробормотала она, — как-то непривычно тихо…
Что-то мучило Принчипессу, и это беспокойство ее выдавало. Она вдруг снова посмотрела на Буржуя.
— Только осторожно гуляйте. У нас здесь, в общем-то, хорошо — и козы, и овечки пасутся. Только сегодня все попрятались. Узнали, что у меня с утра рысь из загона сбежала.
Веро невольно с какой-то глубинной тоской тоже посмотрела по сторонам. Ей искренне хотелось думать, что рысь — это что-то нарицательное, какой-то литературный прием, смысл которого она не понимает.
Зато Лошадник был не склонен к сантиментам. Он тут же сбросил с плеча ружье и отрывисто огляделся.
— Рысь? — жестко обронил он. — Да… Мне говорили, что ты чокнутая!
— Только посмейте! — тут же взвилась Принчипесса и, очевидно, образно защищая рысь, замахнулась на Лошадника плетью. — Никому не позволю стрелять на моей земле! Я вас с вашими коровами не приглашала!!!
— Ну это же хищник!!! — стал кричать Лошадник, взывая к разуму. — Ты совсем спятила, рысь держать?!
— У меня нет слов, — тихо сказала Алессандра.
— Да какие тут слова, — хрипло отозвалась Веро.
— Да пропади они пропадом, одна Принчипесса или две, — прошептала Хорошая, — только когда в дело пойдут ружье, плетка и рысь, как бы нас всех тут не задело.
Они стояли в стороне, и пока Лошадник и Принчипесса орали друг на друга, не знали, что делать с Григорием. Он им покоя не давал. Он сначала по старой дружбе облизал ботинки у Веро, потом оторвал от дизайнерских тапочек Алессандры декоративную пуговицу, а потом стал жевать шнурки у Хорошей. А Буржуй стоял и в придачу ко всем беспорядочным мыслям в голове, ждал в страхе, что будет, когда до него очередь дойдет.
— Но рысь!!! — между тем продолжал вопить Лошадник, схватившись за голову. — Рысь!!! Как можно рыси позволить без присмотра разгуливать!
— Она убежала! — так же страстно кричала в ответ Принчипесса и даже пыталась что-то объяснять. — Мне ее принесли еле живую. Я ее целый год выхаживала. Теперь она здоровая, силищи столько — одной лапой прибить может. Я думала, она домой захочет вернуться, два раза ее в лес отвозила, просила по-хорошему остаться. А она не хочет…
Чувствуя со всех сторон непонимание, но, как видно, привычная к частым укорам, Принчипесса как могла утешила, по-своему:
— Да бросьте, не драматизируйте. Не сожрет она никого, она с утра ела. И потом, что там рысь. У меня в телеге олень лежит. И вот это проблема…
Лошадник уронил ружье. Все забыли о рыси и уставились на телегу.
— Чокнутая, — вполголоса сказала Веро. — Я всегда говорила, что она чокнутая.