Потом Робертино взвалил Веро на плечо и отнес в ближайшую комнату. Надо отдать должное, Максимильян с Томми сами благородно порывались отнести ее на второй этаж, куда Веро изначально заселили, но Хорошая, сделав два шага назад, оценила их ненадежный вид и не разрешила. Сказала, что они втроем обязательно где-нибудь завалятся, сами убьются и Веро прикончат…
…И благодарно уронив голову на подушку, перед тем как окончательно провалиться в сон, Веро подумала, что надо не забыть проконтролировать, чтобы из номера Максимильяна и Томми тоже халаты вынесли…
Глава 7
На следующий день Веро проснулась поздно. Первой, кого она увидела, когда открыла глаза, была Лошадь. Сунув морду в открытое окно, Лошадь беззастенчиво жрала герань на подоконнике.
— О, — оживилась Лошадь, когда Веро, сев в кровати, недовольно на нее уставилась, — проснулась наконец-то. Долго спишь — все уже встали.
— А ты что, смотришь, как я сплю?!
— Да, — сказала Лошадь и выплюнула герань, — и это было бесподобное зрелище. Я хотела народ позвать, но оказалось, что все заняты.
Веро сразу вспомнила, что Лошадь не Буржуй и с ней свой характер придержать надо.
— Заняты? — деланно миролюбиво переспросила она и, не дожидаясь ответа, сразу же перешла к тому, что ее больше всего сейчас волновало. — А хотя бы завтракали?
— Не все, — хмыкнула Лошадь, — не все смогли. Максимильян с Томми с утра были без аппетита, оживились только, когда им Робертино к обеду кислых щей пообещал. Принчипесса не ела — она, кажется, со вчерашнего дня под кустом лежит, бледная. Но, надо сказать, все случившееся с ней приняла к сведению. Я видела, как мимо нее Алессандра кралась, пакеты какие-то в телегу грузила, так Принчипесса ее поймала, усадила на траву и стала рассказывать о вреде курения. Поклялась, что больше никогда-никогда не будет курить.
Тут мимо окна, что-то озабоченно бормоча под нос, пробежал Буржуй. Он ни с кем не поздоровался, даже в сторону их не посмотрел, и весь его вид выражал высшую степень обеспокоенности.
Веро недоуменно уставилась на Лошадь.
— Ну, а с этим что?
— Он вчера бифштексы закопал… Сегодня ищет — не помнит где.
— А Хорошая?..
Лошадь с удовольствием кивнула.
— Эта — да. Эта ест. Ее ничто не берет.
…Хорошая сидела в плетеном кресле на веранде, умиротворенная, расслабленная, в шлепанцах на босу ногу, и чашка за чашкой осушала кофейник. Вокруг веранды росла сирень, ласково светило солнце, а на столе стояла полная корзина свежих булочек. Над вазочкой с вареньем дружелюбно кружились пчелы, от сортов сыра и ветчины на тарелке разбегались глаза, а Хорошая намазывала маслом бутерброд и думала о том, что она хотела бы сидеть в этой сирени и мазать бутерброды много-много прекрасных лет, пока не станет милой старушкой, а вокруг нее будут резвиться дети.
— Дети, — вздрогнула Веро и быстро огляделась.
— Их нет, — безмятежно отозвалась Хорошая. — Их жена Робертино с утра повезла на соседнюю ферму, молоком отпаивать — не знаю, выживут ли после этого коровы. А Робертино продукты привезли, он их на кухне разбирает, так что если захочешь послушать его громогласный рев, это с другой стороны дома.
Веро села в кресло рядом и, щурясь как кошка от удовольствия, ласково погладила кофейник.
— Ну, а как тут обстановка в целом?
— По-разному, — сказала Хорошая и положила поверх колбасы еще два ломтика сыра. — Расчетный час в гостинице до шести вечера, так что удрать раньше у нас не получится. Кроме нас, постояльцев в гостинице нет, и всю нерастраченную нежность Робертино собирается обрушить на нас. Он нам экскурсии организовал. Девочки пойдут посмотреть на овечек в местный заповедник, а Максимильян с Томми — на рыбалку. Робертино им уже удочки и ведра приготовил.
Веро замерла с чашкой. Представить Максимильяна в шикарном гараже, выбирающего утренний автомобиль под цвет костюм, она еще могла. Но увидеть брата в кирзовых сапогах, с ведром и удочкой — это значило осквернить прекрасный образ.
— А как Робертино удалось их уговорить?
Хорошая отмахнулась.
— А… Они сейчас такие вялые. Их голыми руками можно брать.
…Лошадь от прогулки отказалась.
— Мне вас вечером на себе тащить, — категорично процедила она, — я и без того нагуляюсь.
Принчипесса все еще лежала под кустом. Благодаря полуденному солнцу, она уже немного пришла в себя, но все еще старалась не шевелиться. Все с завистью смотрели на ее бледный обкуренный вид, потому что никуда не хотели идти. Тянули время, искали причину, чтобы отказаться. С упорством стояли до тех пор, пока не пришел Робертино и не начал орать.
— Быстро, быстро, быстро! Самое веселье пропустите!
— Счастливая… — сказали все Принчипессе и печальной шеренгой послушно двинулись за ворота.
Максимильян с Томми уныло повернули направо.
— Не пораньтесь только! Там крючочки острые!
Алессандра, Хорошая, Веро и Буржуй повернули налево.
— Шевели лапами, собака! Хочу, не хочу… Все мучаются…