Бустан (Плодовый сад)

И смерть на одного из них наслала

Свои войска; его твердыня пала.

Возликовал другой; решил потом

Гробницу вражью посетить тайком.

Вход в мавзолей замазан... Что печальней,

Чем вид последней сей опочивальни?..

Злорадно улыбаясь, подошел

Живой к могиле, надписи прочел.

Сказал: «Вот он — пятой судьбы раздавлен!

Ну, наконец я от него избавлен.

Я пережил его и рад вполне.

Умру — пускай не плачут обо мне».

И наклонясь над дверцей гробовою,

Сорвал он доску дерзкою рукою.

Увидел череп в золотом венце,

Песок в орбитах глаз и на лице.

Увидел руки, словно в путах плена,

И тело под парчой — добычей тлена.

Гробницу, как владения свои

Заполнив, кишели муравьи.

Стан, что могучим кипарисом мнился,

В трухлявую гнилушку превратился.

Распались кисти мощных рук его,

От прежнего не стало ничего.

И к мертвому исполнясь состраданьем,

Живой гробницу огласил рыданьем.

Раскаявшись, он мастера позвал

И на могильном камне начертал:

«Не радуйся тому, что враг скончался,

И ты ведь не навечно жить остался».

Узнав об этом, живший близ мудрец

Взмолился: «О всевидящий творец!

Ты смилостивишься над грешным сим,

Коль даже враг его рыдал над ним!»

Мы все исчезнем — бренные созданья...

И злым сердцам не чуждо состраданье.

Будь милостив ко мне, Источник Сил,

Увидя, что и враг меня простил!

Но горько знать, что свет зениц погаснет

И ночь могил вовеки не прояснет.

Я как-то землю кетменем копал

И тихий стон внезапно услыхал:

«Потише, друг, не рой с такою силой!

Здесь голова моя, лицо здесь было!»

* * *

Я на ночлеге, пробудившись рано,

Пошел за бубенцами каравана.

В пустыне налетел самум, завыл,

Песком летящим солнце омрачил.

Там был старик, с ним дочка молодая;

Все время пыль со щек отца стирая,

Она сама измучилась вконец.

«О милая! — сказал старик отец. —

Ты погляди на эти тучи пыли,

Ты от нее укрыть меня не в силе!»

Когда уснем, навеки замолчав,

Как пыль, развеют бури наш состав.

Кто погоняет к темному обрыву,

Как вьючного верблюда, душу живу?

Коль смерть тебя с седла решила сбить,

Поводья не успеешь ухватить.

* * *

О клетка из костей, о гость мгновенный,

Душа в тебе подобна птице пленной.

Когда из клетки птица улетит,

Назад ее ничто не приманит.

Мир — только миг; но мудрым, в блеске пира,

Миг откровения — дороже мира.

Шах Искандар весь мир завоевал

На миг и бросил все, чем обладал.

Он счастлив был бы сбросить власти иго,

Но не отсрочили ему ни мига.

Что кроме славы доброй иль дурной

Нам на стезе останется земной?

Ты спишь в этом, в неге тонешь?

Друзья ушли, ты скоро их догонишь.

Умрем, сады весною расцветут,

И новые влюбленные придут.

Презри тюрчанку — жизнь! С кем это было,

Чтоб полюбив, она не разлюбила?

О сонмы спящих! Судная труба

Отверзнет ваши темные гроба!

Теперь твой срок беспечности страшиться,

Чтоб не рабом на страшный Суд явиться.

На Суд не так мы, как в Шираз, придем,

Где окунемся в чистый водоем.

Хоть отдохнем в Ширазе мы немного,

Далекая нам предстоит дорога.

В путь про запас источник слез бери,

Коль ты в грязи — то смой ее, сотри!

* * *

Отца я вспоминаю дорогого;

Я верю: он — под сенью всеблагого.

Он подарил мне доску, и тетрадь,

И ценный перстень, а на нем — печать.

Снял перстень золотой с меня мошенник

И заплатил мне финик вместо денег.

Цены не знал я перстню и, шутя,

За финик отдал; кто я был? — дитя.

Ты тоже дней своих цены не знаешь.

Подумай сам — на что ты их меняешь?

Лишь те, кто ныне доброе творят,

Из бездны праха встанут до плеяд.

Но голова твоя в земле застрянет,

О тела раб, Земное перетянет.

О брат, постыдных дел своих стыдись,

Предстать на суд в позоре берегись!

Как будут вешать на весах пороки,

То содрогнутся в ужасе пророки.

Когда сердца святых охватит дрожь,

Где оправданье ты себе найдешь?

Ведь женщин, в поклонении усердных,

Поставят выше вас — жестокосердных.

Ты мужества, несчастный, устыдись,

Коль жены над тобою вознеслись.

У женщин сроки некие бывают,

Когда их от молитвы отстраняют.

Что ж от святой молитвы в стороне

Сидишь ты, уподобившись жене?

Не женщина ты в пору очищенья;

Уйди! Ты женщин ниже — без сомненья!

Я средний, на меня ты не гляди,

Внимай словам идущих впереди!

За гранью прямоты — уклон, пучина...

И там, кто ниже женщин — не мужчина.

На неженку богатого взгляни,

Его с отважным воином сравни.

* * *

Жил некто; взял волчонка, воспитал он;

А волк подрос, хозяина задрал он.

Искусанный хозяин умирал

И, вспомнив речи вещие, сказал:

«Вот так: печешься век о нежном друге

И в сердце нож получишь за услуги...»

На нас, людей, иблис изрек хулу,

Мол, только человек — причина злу!

О, горе вам, что одержимы дивом!

Пусть тот упрек не будет справедливым!

Иблис разжег вражду у нас в сердцах, —

Да поразит его святой аллах!

Как нам подняться, тонущим в позоре,

Коль мы с иблисом в мире, с богом в ссоре?

Любовь с друзьями будет не долга,

Коль тянешься ты в сторону врага.

Коль дорожишь ты дружбою своею,

Противостой врагу душою всею.

Тот, кто врагом коварным обольщен,

От сердца друга будет отчужден.

Твой друг к тебе вовеки не заглянет,

Коль у тебя в гостях врага застанет.

Что сможешь ты на медный грош купить,

Коль смог дары Юсуфа позабыть?

* * *

Повздорил некий человек с царем,

И царь сказал: «Казнить его мечом».

Когда попал бедняк в палачьи руки,