Бусый волк. Берестяная книга

У Бусого аж голова закружилась.

— Это как? — выдохнул он. — Я же не мономатанец… И не аррант…

Ульгеш положил книгу на пень.

— Но ведь ты поймешь речи арранта, если знаешь его язык, так? А тут, — он ткнул пальцем в обложку, — заключены речи Эвриха, начертанные особыми знаками. У вас ведь делают для памяти зарубки на палочке, которую всюду носят с собой? Вот и тут так же, только зарубок много и все разные. И получается, что Эврих как бы говорит со мной из книги, слово за словом…

Бусый давно забыл про подступившую было сонливость. Нечто готово было приоткрыться ему, нечто необыкновенное, казавшееся сравнимым с чудом полета на крылах симурана. Он живо вообразил себе почтенного старца, похожего на Горного Кузнеца. Старец что-то рассказывает, его слова исходят из уст и послушно укладываются на листы, оставаясь на них замысловатыми символами… Бусый, конечно, знал, что письменные знаки налагают на листы без особого колдовства, просто руками и особой палочкой, обмакнутой в краску, но душе очень хотелось чуда, и он без труда представил его.

Вслух же он неуверенно и вместе с тем жадно спросил:

— Погоди! Вот ты говоришь… я тоже могу… Ну хоть покажи, какая закорючка что значит? Ведь разных слов… их же столько! Как звезд на небе! А тут у тебя в книге… Смотри, вот эта и здесь, и здесь, и еще здесь! Тут что, об одном и том же рассказано? О чем?

И снова Ульгеш вынужден был задуматься. Объяснять нечто такое, что для него само собой разумелось, неожиданно оказалось очень непросто. В конце концов он подобрал сучок, начал водить по земле.

— Дедушка говорил, — начал он, — есть народы, халисунцы к примеру, у которых действительно что ни слово, то особый письменный знак Они знают свое письмо самым мудрым и правильным, только чужеплеменнику в нем разбираться — и правда, что звезды в небе считать: поди столько упомни! А вот мы, арранты и саккаремцы с сольвеннами придумали не целые слова знаками обозначать, а частицы слов. Только саккаремцы… ну, скажем… крупными кусками каждое слово режут, а можно — более мелкими. Вот, смотри, я твое имя написал. По-саккаремски в нем два знака. Это — «бу», такая частица и в других словах есть. А это — «сый», она…

— Русый, — подсказал юный венн. — Белесый…

И это непроизвольно вернуло его мысли к Беляю. А Ульгеш продолжал:

— Вот твое имя по-аррантски, видишь, четыре знака понадобилось и добавочный хвостик!

А вот — нашими буквами, здесь их целых пять!

Бусый зачарованно смотрел на землю. Он впервые в жизни не слышал, а видел собственное имя. Чувство было непривычное, но приятное.

«Это как… — Бусый задумался, с чем бы его сравнить. — Как в лесное озеро посмотреться и себя в нем увидеть… Ну, почти…»

— Слушай! — Он так и вскинулся, укушенный неожиданной мыслью. — А давай я тоже сейчас на земле закорючки нарисую, а ты истолкуешь!

Выхватил у мономатанца сучок, словно других кругом не было, разгладил рядом со своим именем землю и принялся увлеченно царапать.

Ульгеш с большим сомнением следил за тем, что казалось ему бестолковой затеей. С Бусого станется — начертит сейчас абы что и велит считать это буквами. Или без порядка и смысла повторит знаки, подсмотренные в «Странствиях». А потом еще скажет, мол, раз не истолковал его речи, уложенные в памятки на земле, то и…

…Но потом на черном лице Ульгеша начало проявляться бесконечное изумление. Того, что он видел, просто не могло быть — но это было! Его ровесник-венн, перед которым мудрый наставник никогда не раскрывал книгу, — этот венн не просто рисовал красивые аррантские буквы, смысла которых не понимал и понимать не мог, — нет, Бусый писал.

Он выводил слово за словом на языке просвещенной Аррантиады, которого даже и не слыхал никогда…

— Вот. — Закончив работу, Бусый с надеждой взглянул на друга и пояснил: — Я это внутри камня увидел, когда при Луне в него заглянул… На первой странице книги берестяной, которую в костер бросили… Можешь ты к этим буквам воззвать, как мне говорил? Означают они слова какие-нибудь?…

— Означают…

Ульгеш с трудом оторвал взгляд от надписи на земле и так покосился на нетерпеливо ерзавшего товарища, словно впервые увидел его. Бусый успел испуганно задуматься, уж не содержалось ли в берестяной книге какого кощунственного непотребства, но Ульгеш наконец открыл рот и медленно прочитал, на ходу перетолковывая с аррантского на веннский:

— «Именем Близнецов, прославляемых в трех мирах, и Отца Их, Предвечного и Нерожденного. В эту книгу я, смиренный служитель Внешнего Круга, намерен вписать сказания добрых людей из племени, рекомого веннами, из рода, где знают себя потомками Серого Пса. Долго я странствовал, ища уединенного места, дабы за вершить свои дни в размышлениях и молитвах, пока сии достославные язычники не приняли меня, изнемогавшего от холода и немощи, под свой кров…»

ЩЕНОК И РОСОМАШКА

— Дымка, буслаище, а ну назад! Назад, кому говорю! Еще тебя, мокрого, мне тут не хватало!