Хвойный лес с высокими решетчатыми башнями, соединенными паутиной сверкающих нитей.
Нестерпимо синий океан и белые горы, плывущие из-за горизонта.
Сплошной вихрь жидкого огня, от золотого расплава до остывающего багрянца, и дымные тени пожирающих друг друга чудовищ.
Город полупрозрачных домов, вознесенных, кажется, на версты…
Если бы не младенчество среди вилл, когда он спал в гнезде среди теплых щенков и вместе с ними сосал крылатую суку, а потом — омут у Белого Яра и чудесные видения в камне, — Бусый мог бы и не выдержать. Но он не просто выдерживал, но и, забыв первоначальный ужас перед Бучилом, смотрел во все глаза. Он даже сообразил, что Бучило было отчасти подобно Поющему Водопаду во владениях Горного Кузнеца. Оно тоже показывало разные места, куда из него можно было попасть.
Когда совсем рядом возник деревянный город на морском берегу, увиденный словно бы с высоты большого холма, Бусый рванулся выскочить из тумана. Бревенчатые дома и устье большой реки в рассыпном ожерелье островов… Река показалась ему неуловимо знакомой, это по крайней мере был его родной мир, он хотел удрать туда и пешком пуститься домой, но ему не дали.
Он и забыл, что его продолжала держать когтистая лапа…
И вот страшная птица дотащила его туда, куда собиралась. Бусый с размаху хлопнулся оземь — плашмя, не успев испугаться, так, что воздух вылетел из груди. Он не стал открывать глаз, только чувствовал сухую прохладу воздуха и обонял запахи незнакомых трав, отдаленного дыма, конского табуна… Потом все стало меркнуть.
Дети крепче взрослых, но и их выносливости положен предел.
Горный Кузнец проснулся оттого, что его настойчиво трясли за плечо.
— Мастер! Пожалуйста…
Старики спят чутко, и он сразу открыл глаза. Над ним со свечкой в руках склонился молодой мужчина — тот самый, которого Поток Времени показывал ему постаревшим на пять лет не-жиз-ни у Мавута.
— Как она? — вскинулся на локте Горный Кузнец.
— Плохо ей, Мастер… Горячка начинается!
Кто бы мог ждать, что самым простым во всей этой истории окажется прогнать повитуху? Старик подоспел как раз в тот момент, когда деревенская баба предлагала ошалевшему от горя мужу чудовищный выбор: либо ребенок, либо жена. «Я спасу для тебя обоих», — едва отдышавшись, сказал Горный Кузнец, и вековой уклад, претивший допускать к роженице лекаря-мужчину, не выдержал столкновения. Повитуху выставили за дверь.
Младенец появился на свет здоровым, но далось это немалой ценой. Женщине пришлось вскрывать чрево. Вдали над горами ворочалась и громыхала гроза, и Кузнец ощущал небывалое вдохновение. Он сумел так заговорить боль, что роженица отстранилась от своего тела и уплыла в полудрему, отдыхая от перенесенных страданий. Она даже не очень заметила, как он разрезал ее плоть и извлек ребенка, а потом все зашил. Это было три дня назад.
— Горячка? — переспросил он, выбираясь из-под одеяла. — Ее следовало ожидать. Ничего. Справимся…
На самом деле он был не вполне уверен в благополучном исходе, но показывать этого не собирался.
Снаружи лил дождь, и, пока шли до бани, молодой нардарец держал над Мастером натянутую рогожу.
Обновленная линия Судьбы в самом деле упорно пыталась вернуться в прежнее русло, душа бедняжки металась по каким-то раскаленным расселинам и не могла найти из них выхода. Горный Кузнец призвал на помощь Светлых Богов и принялся за работу. Одну руку он сразу положил молодой матери на лоб, а другой медленно, с ложечки, стал вливать ей в рот загодя приготовленную настойку. Вскоре роженица задышала ровно и глубоко, на висках выступила испарина, жар спал. Пылающие расселины остались далеко за спиной, она выбралась на цветущий горный луг и, успокоенная, растворилась в его душистой прохладе.
Горный Кузнец не пошел больше спать, остался сидеть у постели. Время от времени щупал биение жил на запястье, прислушивался к тихому дыханию.
Все было хорошо.
Постепенно мысли старика вновь унеслись прочь.
«Бусый. Что будет с тобой наутро? Как помочь тебе, малыш?»
Поток Времени изливался из прошлого, неудержимо стремясь в будущее…
Бусый спал, свернувшись калачиком на земле, пока его не разбудило рассветное солнце. Он отвернулся от него и еще немного полежал, крепко зажмурившись. Тело ныло так, будто вчера он свернул непомерную работу или ввязался в драку, где его жестоко избили. «На самом деле я дома, Ульгеш обучал меня мкома-курим, я ударился и не смог встать. Сейчас открою глаза, а кругом все наши стоят…»
Убедить себя, будто падение в Бучило и полет сквозь туман были просто сном, странным и страшноватым, но всего лишь сном, — не получилось. Под щекой была незнакомая земля, совсем не та, что дома. Она пахла иначе. И утреннее солнце, от которого он пытался спрятать лицо, грело куда горячее, чем бывало дома даже в самые жаркие дни.