Бусый волк. Берестяная книга

И в этот миг вдруг всплыла откуда-то разгадка мучившей его перед началом боя загадки. Неожиданно, как и должно было случиться. Не только камень отказывался ему покориться. Пес не просто поднял шерсть, чтобы огрызнуться разок и на том успокоиться.

Бывший венн уходил из-под его воли.

Он, Мавут, упустил миг, когда родилось это непокорство. А теперь было поздно. Теперь жди открытого бунта. Страх Шульгача не удержит. Он просто не умеет бояться. Умел когда-то, а потом отвык Сразу и навсегда.

«Жаль. Хороший был слуга, — думал Мавут, орудуя отобранным у кого-то копьем. — Верный и бесстрашный. Был…»

Нападавшие начали уставать, задыхаться, но продолжали нападать с прежней яростью. Они свалятся и умрут, но не перестанут выполнять его волю. Эти — покорны. Как же он венна-то потерял? Где ошибся?

«А может, все к лучшему?»

Владыка привык видеть людей насквозь, но этот упрямый лесной пень никогда не был до конца понятен ему. Ни с его прежней собачьей нерассуждающей верностью, ни с нынешним безразличием хуже всякой строптивости. Что с ним произошло, когда он в родных лесах побывал? Видно, сколько венна ни корми, он все равно в свою глухомань смотрит…

Сложив в кучу не стоящих на ногах учеников, Мавут — даже не запыхавшийся — коротко похвалил их и повернулся к новичкам. Тем, которые без разрешения прекратили урок Хотя на самом деле приказ, отданный Владыкой, могут отменить только двое. Он сам — или Смерть.

Они, конечно, слышали об этом, но такое знание должно пребывать не в уме, а в костях, в сердце и в печени.

Мавуту было жаль воинов, которые могли бы из них получиться, но уже никогда не получатся.

— Видели? — обратился он к ним. — А ну идите сюда.

У парней радостно загорелись глаза. Они несмело подошли и окружили Владыку, еще не понимая, какая участь их ожидала.

— Будете бить меня копьями. Как кукол били. В каждый удар всего себя вкладывайте, и ничто — помните, ничто! — не должно вас смутить. Это — приказ. Поняли? Начинайте!

«А с Шульгачом… — Мавут легко уклонялся от ударов, неуклюжих, хотя и похвально решительных. — Пса, который хозяина взялся пасти[34], в живых оставлять негоже. За долгую службу я один раз спустил ему непокорство. Второго раза не будет. И Шульгача второго не будет. Они у меня на всю жизнь содрогнутся…»

Нехорошо улыбнувшись, Мавут ушел от очередного тычка и резко ударил навстречу сам.

В действительности удара даже и не было, Мавут лишь рукой взмахнул, но с такой силой внутренней угрозы, что парень, спасаясь, отвернул в сторону, забыл про копье, спрятал голову в плечи…

И тут же рухнул наземь со сломанной шеей…

Когда Владыка прекратил урок, в живых оставалась едва половина нападающих. Зато — лучшая половина. Прошедшая испытание, которое враз изменило внутреннюю сущность учеников. Они вышли из этого боя совсем другими людьми. Способными достойно завершить начатый удар, невзирая ни на что. Даже на выбитый глаз или сломанное колено. Эти были бойцами, хотя пока неумелыми.

Умение — что, оно к ним придет.

И раны заживут быстро… А наука сегодняшняя — до смерти не позабудется.

Идя к своему шатру, Мавут сладко потянулся на ходу, погладил усы.

А ведь не так уж все плохо! Он силен и умеет превращать свои поражения в победы. И пусть Змееныш отскочил от вшивой деревни, как горошина от стены, да при этом еще и сгубил целый отряд, — плевать. У Владыки много толковых учеников, а мальчишка в итоге явился к нему сам. Да еще и принес с собой камень, начиненный тайнами силы.

Мавут такие тайны любил…

А веннов он на земле поубавит. Если не сейчас, так потом. Когда обретет два всемогущих крыла. Ему тогда и Змей не понадобится. Что Змей — всемогущему? Щелчком пришибить…

Ощущая сладкую близость новой победы, Владыка растянулся на вышитом войлоке, привычно велел себе проснуться перед закатом и сразу заснул.

СОЗДАТЕЛИ НЕБЫВАЛОГО

— Дедушка Астин…

Мальчишки переминались перед завалинкой, где на солнышке устроился жрец, и пихали один другого локтями. Если по уму, говорить следовало бы Твердолюбу, но речь шла о деле, которое он почитал бесполезным, и раскрывать рот не очень хотелось. А Межамиров Щенок и рад был бы сказать, тем паче о такой славной придумке, — да только куда ж ему, младшему, соваться вперед старшего двухродного[35] брата!

— Святы Близнецы, чтимые в трех мирах, — улыбнулся старик.

— И Отец Их, Предвечный и Нерожденный! — в один голос отозвались ребята. Младший — открыто и весело, радуясь случаю уважить доброго гостя. Тверд — неохотно, как будто взял в рот что-то невкусное.

Астин отложил кочедык[36], уже понимая, что рукодельничать ему не дадут. Минувшей зимой он все подсаживался к веннским старикам, занятым починкой сетей, и даже показал им несколько удобных узлов, потому что никто лучше сегванов не умеет управляться с веревками и шнурами. А вот теперь повадился плести лапти, только пока не все получалось. «Что ж, — улыбался он, — ведь я Ученик…»

Мальчишки подошли, и Астин потрепал их по вихрам.

— Что за дело у вас, ребятушки, что мне лыко портить мешаете?

— Дедушка Астин! — запрыгал Межамиров Щенок.