Бувар и Пекюше

Их идеалом был Корнаро, тот венецианский дворянин, который благодаря особому режиму дожил до крайней старости. Не во всем подражая ему, можно соблюдать те же меры предосторожности, — и Пекюше извлек из своей библиотеки руководство по гигиене доктора Морена.

Как объяснить, что до сих пор они живы? Кушанья, которые они любили, запрещены в этой книге. Жермена, растерявшись, уж и не знала, что им готовить.

Все мясные блюда имеют недостатки. Кровяная колбаса и свинина, копченые сельди, омары и дичь — «неподатливы». Чем крупнее рыба, тем больше содержит она желатина и, следовательно, тем она тяжелее. От овощей развиваются кислоты, макароны влекут за собой сновидения, сыры, «вообще говоря, неудобоваримы». Стакан воды утром «опасен». Каждый напиток или снедь сопровождаются таким предупреждением или словами: «Вредно! Остерегайтесь злоупотреблять. Не все переносят». Почему вредно? В чем злоупотребление? Как знать; перенесешь ли то или иное?

Какая сложная задача — завтрак! Они перестали пить кофе с молоком ввиду его отвратительной репутации, а затем — шоколад, ибо это — «смесь несваримых веществ». Оставался, таким образом, чай. Но «нервные особы должны от него совершенно отказаться». Однако Декер в XVII столетии предписывал его в количестве двадцати декалитров ежедневно, чтобы очищать область поджелудочной железы.

Эта справка пошатнула их уважение к Морену, тем более, что он осуждал все головные уборы, шляпы, картузы и колпаки, возмутив такою критикой Пекюше.

Тогда они купили трактат Бекереля, из которого узнали, что свинина сама по себе «хорошее пищевое вещество», табак совершенно безвреден, а кофе «необходимо военным».

Доселе они уверены были в том, что сырые местности нездоровы. Ничуть не бывало! Каспер заявляет, что они не так смертоносны, как сухие. Нельзя купаться в море, не освежив предварительно кожи; Бежен советует бросаться в воду не остынув. Чистое вино после супа считается весьма полезным для желудка; Леви считает, что оно разрушительно действует на зубы. Наконец, фланелевый нагрудник, этот страж, этот блюститель здоровья, любимый Буваром и неотделимый от Пекюше, некоторыми авторами, без обиняков и страха перед общественным мнением, признается вредным для людей полнокровных и сангвинических.

Что же такое гигиена?

— «Истина по сю сторону Пиренеев, заблуждение по ту сторону», — утверждает Леви, а Бекерель прибавляет, что это не наука.

Тогда они заказали себе на обед устриц, утку, свинину с капустой, крем, понлевекский пирог и бутылку бургундского. Это было освобождение, почти месть, и они смеялись над Корнаро. Каким нужно быть дураком, чтобы так себя терзать! Какая низость вечно думать о продлении своего существования! Жизнь только тогда хороша, когда наслаждаешься ею.

— Еще кусок?

— С удовольствием.

— И я тоже.

— За твое здоровье!

— И за твое.

— И плевать нам на всех и на все!

Они разгорячились.

Бувар объявил, что выпьет три чашки кофе, хоть он и не военный. Пекюше, надвинув картуз на уши, закладывал в нос понюшку за понюшкой, чихал бесстрашно; и, чувствуя потребность выпить немного шампанского, они велели Жермене немедленно пойти в кабачок и купить им бутылку. Деревня была слишком далеко. Она отказалась. Пекюше был возмущен.

— Я приказываю вам, слышите ли? Приказываю туда сбегать.

Она послушалась, но ворчала и дала себе слово бросить хозяев, — так они были непостижимы и сумасбродны.

Затем они отправились, как бывало, пить кофе с коньяком на пригорок в беседку.

Хлеб недавно был сжат, и скирды посреди полей вырисовывались черными массами на голубом и мягком фоне ночи. На фермах все было тихо. Не слышно было даже кузнечиков. Вся равнина спала. Они переваривали пищу, вдыхая ветерок, освежавший им щеки.

Очень высокое небо усеяли звезды; одни горели группами, другие в виде нитей, или порознь, на большом расстоянии одна от другой. Полоса светящейся пыли, протянувшись от севера к югу, раздваивалась у них над головами. Между этими светлыми областями залегли большие пустые пространства, и небосвод казался морем лазури с архипелагами и островками.

— Как их много! — воскликнул Бувар.

— Мы всего не видим! — ответил Пекюше. — Позади Млечного Пути находятся туманности; за туманностями — опять звезды: самая близкая отдалена от нас тремястами биллионами мириаметров.

Он часто смотрел в телескоп на Вандомской площади и помнил цифры.

— Солнце в миллион раз больше Земли, Сириус в двенадцать раз больше Солнца, кометы измеряются тридцатью четырьмя миллионами миль.

— С ума сойти можно, — сказал Бувар.

Он пожалел о своем невежестве и даже о том, что в молодости не учился в Политехнической школе.

Тут Пекюше, повернув его к Большой Медведице, показал ему Полярную звезду, затем Кассиопею, созвездие которой образует букву У, ярко сверкавшую Бегу Лиры и, на краю горизонта, — красный Альдебаран.

Бувар, запрокинув голову, с трудом следил за трех-, четырех- и пятиугольниками, которые нужно представлять себе, чтобы ориентироваться в небе.

Пекюше продолжал: